2896 год от В.И. 1-й день месяца Дракона. АРЦИЯ. ПОРОСЯЧИЙ БРОД
В жизни Сезара Мальвани были и победы, и пленные, а вот от поражений судьба его старательно уберегала. Он влезал в безнадежные дела и бросался спасать тех, кого было не спасти, прощался с жизнью, но удача всякий раз подставляла ему плечо, только вот отца он не спас. И Сандера... Вот и сегодня. Так долго ждали сражения, и так быстро и легко все кончилось. Слишком простая победа, слишком малая цена, а может, дело в том, что после Гразы он во всем видит подвох.
Великий герцог Оргонды позволил Сержи снять с себя доспехи, вздохнув, отказался от протянутой ему фляги с вином, что-то сказал белозубому Диего, умудрившемуся приколоть к распахнутой короткой куртке цветок дикой розы. Проклятый побери этих мирийцев, они слишком любят жизнь, чтобы бояться смерти!
– Монсигнор, – воин, принесший известие едва держался на ногах, – пленные доставлены.
– Благодарю. Сержи, налейте гонцу авирского. Диего, идем со мной.
Сезар Мальвани видел Аршо много лет назад после штурма Кер-Септима, но ифранец изменился мало, разве что слегка обрюзг. Пленник стоял спокойно и казался очень уставшим, хотя кто сегодня не устал... За спиной глухо кашлянул Эжен Гартаж, над самой землей пролетела, предвещая дождь, ласточка, вдали заржала лошадь. Надо было что-то говорить...
– Вы проиграли, маршал.
– Я не ожидал, что вы рискнете атаковать с холма пешим строем.
– А Александр Тагэре не ожидал, что его дважды предадут. Я обыграл вас, сигнор, но как воин, а не как нечестный купец.
– Если вы думаете, что я получил под Гразой удовольствие, вы ошибаетесь. Эта победа была грязной.
– Но она была, и вам придется за нее отвечать. Впрочем, не сейчас.
– Могу я узнать, что ждет меня и моих людей.
– Вполне. Я обменяю вас на тех, кто мне нужен. А если наши дела пойдут неудачно, казню. Мы выиграем войну с Ифраной, можете не сомневаться. И знаете почему? Потому что одним из нас нечего терять, а другие, глядя на вас, видят, что они могут потерять. Оргонда не сдастся, а Арция поднимется.
– Вы это говорите мне или себе? Если мне, то не стоит беспокоиться, я знаю, что некоторые вещи высасывают удачу. Нас победите не вы, а ваши мертвые, если вы понимаете, что я говорю. А пытаться нас продать не стоит, Жоселин не покупает испорченные вещи.
– Пока у нее есть новые, возможно, но их у нее скоро не будет, – Сезар обернулся к своим военачальникам, – вы желаете что-то сказать?
– Все, что мог, я сказал во время боя, – отрезал Гартаж.
– Я должен принести вам свои соболезнования, граф, – Ипполит собрался с силой и взглянул в лицо Эжену, – ваш сын и его друзья погибли более, чем достойно.
– Я в этом не сомневался, – командир авангарда повернулся и пошел вниз по истоптанному склону, не спросив разрешения у своего герцога.
– Атэвы говорят, что умереть сумеет только тот, кто умел жить, – Диего Артьенде коснулся цветка в петлице, – без смерти жизнь пуста, а смерть без жизни невозможна. Значит, – мириец ослепительно улыбнулся, но черные глаза остались серьезными, – это смерть зависит от нас, а не мы от нее.
– Видимо, я должен представить графа Артьенде, – Сезар вежливо наклонил голову, – с его всадниками, маршал, вы познакомились в Кер-Женевьев.
– Я как мог старался заменить маркиза Гаэтано, – улыбка сбежала с лица мирийца. – Мы останемся с его друзьями до самого конца, и никто не скажет, что мы отступили и отступились. Сердца горят не только у Кэрны, хоть вам этого и не понять. Вы променяли огонь на золото, но золото – это зола...
2896 год от В.И. 1-й день месяца Дракона. АРЦИЯ. ГРАН-ГИЙО
Почему-то Шарло представлял себе мрачный подвал, где на соломе рядами лежат больные и умирающие. Это было глупо, ведь он не раз бывал в Старых Казармах, да и Эгон никогда не позволил бы людям валяться вповалку на холодном, грязном полу. Наверное, все дело в страхе: достаточно испугаться чего-то, чего не видишь своими глазами, а остальное возьмет на себя воображение. Старые Казармы встретили полумраком и острым, горьковатым запахом чернолистника. Двери в коридор были открыты, но занавешены влажными рогожами, и у входа в них дымились неизбежные жаровни. Шарло, хоть на него никто не смотрел, шел, глядя прямо перед собой и слегка вздернув подбородок. Так его учили: нельзя опускать голову, как бы ни было грустно или страшно. Рито был рядом, и мальчику очень хотелось схватить его за руку, но он держался.
Мириец остановился у девятой или десятой двери и взялся за занавеску, Шарло с надеждой посмотрел на брата своей матери.
– Я – Кэрна, Шарло, – шепнул Рафаэль, – но я не святой Эрасти... Николай ошибся. Я могу убивать, но целитель из меня никакой.
– Значит... ты...
– Мы пришли прощаться. Соберись! Или уходи...
– Я готов.
Кэрна кивнул и отступил, пропуская Шарло вперед. Когда-то здесь лежали запасные доспехи, а теперь стояли два грубо сколоченных топчана и стол, на котором стояла жаровня. У выходящего в ночь окна, скрестив руки на груди, высился Яфе в своем балахоне. Свет масляной лампы отражался в черных глазах атэва, превращая его в сказочное существо.
– Маркиз, ты сошел с ума, – Эгон охрип, но Шарло все равно узнал бы его голос из тысячи.
– Это его право, Эгон. Ты же не хочешь, чтоб он жил, презирая себя.
– Я хочу, чтоб он жил! Жил!
– Я буду жить, – услышал собственный голос Шарло, – со мной ничего не случится. И с Кати, и со всеми остальными.
– Это так, – подал голос Яфе, – те, кто был отмечен, уже смотрят на ту сторону Реки. Юный Шарлах остается на этом берегу.
Ответить атэву не успели. В коридоре послышался шум, и в комнату ввалилось шесть или семь воинов во главе с капитаном замка и стряпуха, на щеке которой багровел внушительный синяк. Сзади Шарло заметил Николая. Эрастианец, как всегда, стоял, опустив глаза, близкий и далекий одновременно.
– Сигнор, – пробормотал капитан, – брат Николай нам сказал...
– Что я умираю? Похоже на то... – Эгон зашевелился, пытаясь приподняться на локтях, и Шарло его поддержал, опередив даже Рафаэля. Барон исхудал, его тело было покрыто язвами, но гной из них уже не сочился, ранки подсохли и покрылись темными корками. Их было не так уж и много, но мальчик знал, что это хуже всего. Те, у кого много мелких язв, имеют больше шансов выжить.
Эгон больше не пытался прогнать «сына» – то ли не хотел показаться слабым перед своими людьми, то ли поверил Яфе.
Властитель Гран-Гийо все еще был страшно тяжел. Изо всех сил удерживая барона, Шарло не мог видеть его лица, вынужденно глядя на тех, кто пришел к своему сигнору. Так они и замерли – девять человек у двери, двое на постели и двое у окна. Первым подал голос Николай:
– Да воздаст тебе по заслугам святой Эрасти, брат мой.
