Солнце зашло за облака к западу от Купола, и начало смеркаться. Младший вышел из дома и растворился в сумраке.
12
В четверть шестого Элис и Эйден вернулись со двора дома, в котором временно поселились.
— Каро? — спросила Элис. — Ты возьмешь Эйдена и я… Эйдена и меня… на большое собрание?
Каролин Стерджес, которая готовила к ужину сандвичи с арахисовым маслом и джемом на кухне Корали Думеген из хлеба Корали Думеген (черствого, но съедобного), удивленно взглянула на детей. Она никогда не слышала о том, чтобы дети хотели пойти на собрание взрослых; думала, что они сделают все, лишь бы не присутствовать на таком скучном мероприятии. Но идея ей приглянулась. Потому что, если бы пошли дети, она тоже могла бы пойти.
— Вы уверены? — спросила Каролин, наклонившись к ним. — Вы оба хотите пойти? — До нескольких последних дней она не сомневалась, что дети совершенно ее не интересуют, что ее цель — карьера учителя и литератора, возможно, даже писателя-романиста, хотя ей казалось, что писать романы — дело рискованное. Что, если ты угробишь массу времени на тысячестраничный роман, а его зарубят? А вот поэзия… поездки по стране (может, и на мотоцикле)… выступления и ведение семинаров, свободная как птичка… это круто. Встречи с интересными мужчинами, вино и обсуждение творчества Сильвии Платт в постели. Эйден и Элис изменили ее настрой. Она в них влюбилась. Хотела, чтобы Купол рухнул — разумеется, хотела, — но знала, что у нее защемит сердце, когда придется отдавать детей матери. Каролин надеялась, что сердце хоть немного защемит и у детей. Вероятно, не самые хорошие мысли, но именно они роились в голове. — Эйд? Ты хочешь туда пойти? Но собрания взрослых обычно долгие и скучные.
— Я хочу пойти, — ответил Эйден. — Я хочу увидеть всех людей.
Тут Каролин поняла. Их не интересовала дискуссия о ресурсах, которые имелись в распоряжении города, и о порядке их использования, да и с какой стати? Элис исполнилось девять, Эйдену — пять. Другое дело увидеть всех горожан, собравшихся вместе, как большая семья. Логично, и даже очень.
— Вы сможете хорошо себя вести? Не ерзать, не шептаться?
— Разумеется, — с достоинством ответила Элис.
— И вы оба пописаете перед уходом?
На сей раз Элис закатила глаза, показывая, что никак не ожидала такой глупости от Каро… и Каро это понравилось.
— Тогда я возьму эти сандвичи с собой, — объявила она. — И мы возьмем две банки газировки для детей, которые хорошо себя ведут и пользуются соломинками. При условии, что эти дети выльют все лишнее до того, как газировка потечет к ним в желудок.
— Я всегда пользуюсь соломинкой, — заметил Эйден. — Как насчет «Вупов»?
— Он про «Вупи-пай», — пояснила Элис.
— Я знаю, но их вроде бы нет. Кажется, я видела сладкие крекеры. С коричным сахаром внутри.
— Коричные крекеры вкусные, — кивнул Эйден. — Я люблю тебя, Каро.
Каролин улыбнулась. Подумала, что ни одно стихотворение из прочитанных ею не было таким прекрасным. Даже написанное Уильямсом о холодных сливах.
13
Андреа Гриннел спускалась по лестнице медленно, но уверенно, тогда как Джулия изумленно таращилась на нее. И действительно, с Анди произошла удивительная трансформация. Косметика и расческа сыграли свою роль — от растрепы, какой Анди ходила все эти дни, ничего не осталось. Но только этим дело не ограничилось. Глядя на нее, Джулия осознала, как много прошло времени с той поры, когда третий член городского управления выглядела сама собой и держалась так уверенно. В этот вечер Анди надела сногсшибательное красное платье с ремнем на талии — похоже, от «Энн Тейлор» — и взяла с собой большую матерчатую сумку с завязками.
Даже Горас уставился на нее.
— Как я выгляжу? — Анди спустилась с последней ступеньки. — Могу лететь на общегородское собрание, если сяду на метлу?
— Ты выглядишь потрясающе. Помолодела на двадцать лет.
— Спасибо тебе, милая, но наверху у меня есть зеркало.
— Если оно не показало тебе, насколько лучше ты теперь выглядишь, воспользуйся тем, что внизу. Света тут больше.
Анди перекинула сумку в другую руку, словно от тяжести.
— Да, наверное, выгляжу я получше. На чуть-чуть.
— Сил тебе хватит?
— Думаю, да, но, если меня затрясет, я выскользну через боковую дверь. — Анди не собиралась выскальзывать, трясущаяся или нет.
— А что в сумке?
Ужин для Джима Ренни, который я собираюсь скормить ему на глазах всего города.
— Я всегда беру с собой вязанье. Городские собрания — обычно такие долгие и нудные.
— Не думаю, что это будет нудным.
— Ты пойдешь, так?
— Скорее всего, — неопределенно ответила Джулия. К моменту окончания собрания она намеревалась находиться достаточно далеко от центра Честерс-Милла. — Но сначала мне надо кое-что сделать. Сможешь добраться туда сама?
Анди скорчила гримаску: Мама, пожалуйста.
— До перекрестка, вниз по холму, и я уже на месте. Проделывала этот путь не один год.
Джулия посмотрела на часы. Без четверти шесть.
— Не рано ли ты идешь?
— Эл откроет зал в шесть, если я не ошибаюсь, и я хочу занять хорошее место.
— Как члену городского управления, тебе положено сидеть на сцене, — заметила Джулия. — Если ты этого захочешь.
— Нет, не думаю. — Анди перекинула сумку в другую руку. В ней лежало вязанье, но еще и конверт с распечаткой документов из папки «ВЕЙДЕР», и револьвер тридцать восьмого калибра, подаренный ее братом Дугласом для защиты дома. Анди полагала, что он может послужить и для защиты города. Город — это тело, но он обладал несомненным преимуществом в сравнении с человеческим: если городу доставался плохой мозг, его просто меняли. И не обязательно посредством убийства. Она молила Бога, чтобы удалось обойтись без убийства. Джулия вопросительно смотрела на нее, и Анди поняла, что очень уж глубоко ушла в свои мысли. — Пожалуй, я посижу среди горожан. Но обязательно выскажусь, когда придет время. Будь уверена.
14
Анди не ошиблась, предположив, что Эл откроет двери зала собраний в шесть часов. К тому времени на Главной улице, практически пустовавшей целый день, уже появились горожане. Маленькими группками они шли вниз по склону холма у городской площади, направляясь к муниципалитету. Начали подъезжать машины из Истчестера и Нортчестера, в большинстве загруженные полностью. В этот вечер никто, похоже, не хотел оставаться в одиночестве.
Андреа пришла достаточно рано, чтобы выбрать место по своему усмотрению, и остановилась на третьем ряду, у прохода. Перед ней, на втором ряду, сидела Каролин Стерджес и брат и сестра Эпплтоны. Дети большими глазами смотрели на всех и вся. Мальчик, судя по всему, сжимал в руке сладкий крекер.
