– Не знаю точно. Сила – какой-то вид силы.
– Ты не знаешь?
Голос у него был подозрительный, вид – тоже.
– Я честно не знаю, откуда взялся скачок силы, когда мы
соприкоснулись. Мне это тоже не понравилось.
– Я хочу домой, – сказал он. – Мне не
нравится мысль, что меня выменяют, и не нравится, что меня предлагают для
секса, как шлюху какую-нибудь.
Он не сдержал злости, она выразилась в голосе, и от нее сила
пахнула на меня как жаром.
– Осторожней, кот! – предостерег Октавий.
– Нет, – сказала я. – Мне нужна честность. Я
видала, что бывает, когда кого-нибудь насильно включают в группу, в которой он
быть не хочет. У местного прайда львов все в порядке, и портить им жизнь я не
хочу.
– Значит, ты не будешь испытывать Пирса? – спросил
Огги с дивана.
Я покачала головой:
– Отправь его домой, Огги. Я удивлена, что ты привез
его сюда против его желания.
– Банни говорила, что такого любовника она в жизни не
видела. Я думал, тебе это понравится.
Я не сумела достаточно быстро справиться с выражением лица.
– Я что-то не то сказал? – спросил Огги.
– Просто подумалось, насчет Банни… – я махнула
рукой, будто отгоняя видение. – Так, представилось.
– Она бывает грубой, но свою работу отлично делает.
Я посмотрела на Огги:
– И эта работа?…
– Секс.
– Она твоя метресса, а не шлюха. Это значит не только
секс.
– А вот это слова Жан-Клода.
– Может быть, но все равно они справедливы.
Он пожал массивными плечами:
– Ты ее видела, Анита. Ты можешь себе представить, как
мы с Банни сидим и ведем остроумную беседу?
Я не смогла сдержать смех.
– Нет, наверное… – Тут мне в голову пришла еще
одна мысль. – Но зачем встречаться с девушкой, с которой невозможно
разговаривать?
Он просто уставился на меня с выражением, которого я не
поняла.
– А ведь ты говоришь всерьез. – Он улыбнулся почти
печально, покачал головой и отвел глаза. – Ох, Анита, ты меня заставляешь
чувствовать себя старым-старым циником.
– Мне извиниться?
Он поднял глаза, все еще улыбаясь.
– Нет, но этот всерьез заданный вопрос заставляет меня
задуматься над моим выбором pomme de sang для тебя. Я искал хороших партнеров в
сексе, доминантных, потому что пара лишних солдат никому не помешает. Я не
искал умения вести беседу или кого-то с теми же интересами, что у тебя. Не
искал кавалера – искал пищу и потрахаться.
– Тебе нужна женщина в организации, Огги. Одни мужики…
это несколько тебя ограничивает.
– Хочешь сказать, мне не хватает женского подхода?
– Да, и здесь нет ни одной женщины из линии Белль, что
согласилась бы поехать просто в качестве твоей шлюхи. Мы им пообещали, что у
них у всех будет выбор.
– Это что, я должен буду за ними ухаживать?
– Именно так, – кивнула я.
– И Жан-Клод на это согласился? – спросил Октавий.
Я кивнула:
– Он дал слово, что никто не будет принужден к сексу
против воли.
– Ох, – сказал Огги – и рассмеялся. –
Ухаживать… я же уже сотню лет этого не делал. Интересно, помню ли еще.
– Мастер города, – произнес Октавий, – не
обязан ухаживать. Он отдает приказы.
– Для такого подхода ты выбрал не тот город, –
сказала я.
– Ты в этом так уверена?
– Абсолютно.
– Попробуй Хэвена, – сказал Огги. – Если он
тебе не понравится, мне придется посылать домой за менее доминантной заменой.
Я посмотрела на стоящего передо мной высокого мужчину. Он
смотрел на меня со спокойной улыбкой, а я ему не верила. Эта физиономия была
его версией коповской маски. Способ спрятать что угодно.
Хэвен грациозно опустился на колени и оказался ненамного
ниже меня. Я мысленно добавила к его росту по крайней мере дюйм. Он засмеялся –
веселым смехом, с виду таким искренним.
– Видела бы ты свое лицо – сколько подозрительности! Я
всего лишь подумал, что так ты сможешь выбрать – запястье или шея. Если бы я
стоял, тебе бы до шеи не дотянуться.
Вполне разумно, так почему же мне оно так не понравилось? Не
было другого ответа, кроме того, который возник у меня, как только я его
увидела. В такой близости от него включалась та примитивная часть мозга,
которая сохраняет тебе жизнь, если с ней не спорить. Коснуться его – это чем-то
опасно, но чем? С этой примитивной частью мозга трудность в том, что она не
уговаривает, не объясняет – она просто чует. Можно ведь просто прикоснуться к
нему, потом отказаться. Он себе уедет в Чикаго, все довольны.
Я потянулась к его руке, он ее мне дал. Я подумала, будет ли
такой же удар энергии, как с Пирсом, но это оказалась всего лишь теплая рука.
Очень пассивно лежащая в моей, но, когда я отодвинула рукав пиджака, под ним
оказался рукав рубашки с настоящими запонками.
– Черт!
– Тебе не нравятся запонки?
Я посмотрела на него недовольно:
– Это такая возня – их расстегивать…
Он снова улыбнулся мне, но на этот раз глаза не были так же
нейтрально-приветливы. В них сверкнул холод – и почему-то мне от этого стало
проще. Люблю правду… почти всегда.
– А отчего ты улыбнулась? – спросил он с едва
заметной неуверенностью. Уже приятно.
– Так просто.
Я провела рукой по его щеке, повернула ему голову, выставляя
линию шеи над воротником рубашки, наклонилась к нему, опираясь одной рукой на
плечо для равновесия, другой прикасаясь к щеке. Шея – это куда интимнее
запястья.
Я хотела всего лишь приложиться губами к шее, но, когда
вдохнула запах его кожи, все мои добрые намерения разлетелись. Так тепло от
него пахло, так неимоверно тепло…
Я прильнула лицом к этой теплой, гладкой линии так близко,
что дуновение мысли могло бы вызвать контакт моих губ с его кожей, но я не
коснулась его, только вдохнула его запах. Теплый, с едва заметным оттенком
какого-то одеколона, мыла, и под всем этим – запах его тела. Человеческий
запах, а еще глубже, где мое дыхание горячей струей отражалось от него,
мускусная струйка кошачьего запаха. Чище, не такого острого, как запах
леопарда. Но именно что кошачьего. Не волк, не собака. Я вдыхала аромат льва,
поднимающийся от шкуры, будто его вызывало мое дыхание.
Руки скользнули вниз к его спине, по плечам, я обернулась
вокруг него. До сих пор он вел себя прилично, держа руки по швам, но сейчас
потянулся ко мне, обнял меня силой этих рук, пальцев, вминая их в меня через
ткань одежды.
