Аластар утвердительно кивнул.
— Нельзя быть таким… неверящим…
— Ну почему же? Я верю…
Объяснять Дагберту, что красивые ритуалы, которые так любят проводить эсмонды, давным-давно перестали приносить утешение, пожалуй, не стоит. И что он очень сомневается, будто Предвечный на самом деле нуждается во всех этих подношениях, в символических жертвах и прочих выдумках, — тоже. А раз так и раз тив Херевард вместе с Эсмонд-Кругом утверждает, будто помыслы и желания каждого диллайн открыты Предвечному, то зачем ходить в специальное здание и тратить время на бесполезное действо? Хотя спору нет, амалерский храм сам по себе произведение искусства. Резьба по камню просто удивительной красоты, не холодные глыбы, а нетленное ажурное кружево. А мозаика на полу? О! Со всего Синтафа приезжают смотреть на это диво. Орнамент о сорока оттенках различных цветов таков, словно шагаешь по роскошному букету.
Князь в свое время пожертвовал на создание мозаики кругленькую сумму, пусть аннис Тирези удовлетворится этим щедрым жестом.
— Ты чем-то обеспокоен? Что-то на верфи?
«Или это у меня на лбу написано «Когда кончится этот проклятый шторм?», или Дагберт стал чрезмерно проницателен».
— Там все в порядке. Но я устал.
Это была ложь. Развиднейся небо, успокойся хоть немного море, и Аластар уже выводил бы «Меллинтан» из гавани. Но ужасающая буря смешала все планы и, словно специально, злобной цепной псиной легла в проливе Арнлейг, чтобы не дать им с Вилдайром встретиться.
— Вызвать лекаря?
— Нет.
«Не пускать на порог Лайд будет вполне достаточно» Молодой Янамари настолько раздразнил супругу, что в замке стало тесно даже привыкшим ко всему слугам. Очередная камеристка попросила расчет, а у повара случился истерический припадок. Господина Тиро, как истинного художника и чувствительную натуру, очень легко было вывести из себя.
А мальчик Рамман терпеливо ждал, когда хозяин начнет выполнять свое обещание, и с каждым днем глядел на Аластара со все большей укоризной. Но не уведомлять же мальчика обо всех подробностях. Как, скажем, по всему Локэрни рыскали агенты графа Эска, тайно выискивая следы двух беглянок — шуриа и ролфи. Не говорить же, во сколько обошлась жестокому князю диллайн доподлинная информация о том, что внезапное снятие кордонов означает не поимку женщин, а совсем наоборот. Значит, Джона и ее ролфийская подруга (а звучит-то как, не каждому дано переварить такое сочетание) все-таки сумели сбежать. На корабле. А тут на тебе — буря. Да еще такая, какой лет сто никто не видел.
И обнадежить юного Раммана пока нечем, а лгать не хочется. Но и сердце, к счастью, тоже пока молчит. Не заходится от боли — и то хорошо.
Буря не может продолжаться вечно, а потому Аластар отдал приказ готовить «Меллинтан» к плаванию. Пресная вода, провиант, спиртное на четыре с половиной сотни человек, а также орудийные выстрелы и черный порох на несколько месяцев похода. Мало ли как обернется встреча с Вилдайром Эмрисом. Не исключено, что придется присоединиться к его эскадре. Атэллмар на уши встанет от злости. А про реакцию Эсмонд-Круга лучше совсем не думать.
— Я все-таки прикажу подать тебе горячего вина с корицей и померанцем, — вздохнул Дагберт, подметив внутреннюю дрожь, которая сотрясала родича и князя.
— Пожалуй, — сдался Аластар. — И мяса. Жареного.
Ел он быстро, довольствуясь хорошо прожаренным куском говядины с гарниром из тушеных бобов и большим куском хлеба. Кулинарные изыски — для женщин и детей.
— Преподобный тив Сагари просит у вас аудиенции, милорд, — доложил секретарь. — Я предупредил, что вы ужинаете.
«Значит, хочет испортить аппетит», — решил Эск, но вслух сказал:
— Пусть войдет.
Взгляду графа, конечно, приятнее были бы женственные формы аннис Тирези, но и унылая физиономия преподобного сойдет. А привыкший к солонине и сухарям желудок князя как-нибудь перетерпит изжогу, всегда возникающую после общения с эсмондом, с любым эсмондом.
Конечно же, тив Сагари пожелал хозяину приятного аппетита и долгих лет здоровья и не забыл намекнуть на желательность ужина в семейном кругу. Для укрепления этого самого круга. Пока же достойный эсмонд вещал о чем-то божественном, традиционно наставляя на истинный путь, Аластар думал о том, как давно не был в море, как соскучился по радостям и тяготам похода, засидевшись на суше.
— Благословенный Святой тив Херевард сообщил курьерской почтой о скором прибытии в Амалер. Он хочет с вами встретиться, милорд.
«Зря. А я не хочу. И не буду».
Аластар по обыкновению своему ничего не ответил, лишь коротко кивнул в знак того, что слышал сказанное.
— Вы можете идти, преподобный.
— Но…
— Уже поздно. И вы можете быть свободны.
С чувством сказал, тихим, прохладным, точно змеиная чешуя, голосом, придуманным специально для подобных случаев. И едва лишь тив исчез, вызвал секретаря.
— Талес, езжайте к господину Валфриху Тору. Вы знаете, что ему сказать.
Тот щеголевато отсалютовал господину и умчался в ночь со счастливой улыбкой на устах. Валфрих Тор вот уже семьдесят четыре года служил бессменным первым лейтенантом милорда на любом из кораблей, а значит…
«Значит, его светлость решили наплевать на шторм, значит, снова в море! Да здравствует Аластар Эск! И пусть весь мир катится в бездну!» — ликовал Талес.
Чем, собственно, мир и занимался.
Грэйн и Джона
Неласково встретила земля предков леди Джойану. Так встречают первородного сына-бродягу давным-давно поделившие наследство родичи — ведром помоев в лицо и крепким нелестным словцом. Впрочем, без всякого сомнения, блудная дочь заслужила такое отношение.
Теперь, сидя возле костра, в относительной безопасности и попивая отвар из брусничных листьев вместо чая, Джона не только постепенно отходила от пережитого ужаса, но и сживалась с духами родины. Суровыми и могущественными, каким и полагается быть стражам Последней Гавани. В старинных песнях, которых Элишва знала неимоверное количество (все-таки как-никак дочь вождя), говорилось, будто еще раньше шуриа жили в западных землях. Все может быть, но, видимо, не от хорошей жизни подались дети Шиларджи за море. Остров Шанта стал их форпостом в новом мире и, по иронии злой судьбы, превратился в последнюю крепость народа Сизой луны. Сюда вернулись последние шуриа, как приползают смертельно раненные звери умирать в родную нору.
«Мы — твой дом, женщина из рода Ияри. Мы — твои, а ты — наша», — трещали сухие ветки в костре, им весело подпевал ветер.
А у Джоны перед глазами стояли кусочки сине-черной ткани — нашивки на трофейной одежде. Редко когда заказчик преступления попадает в положение его жертвы, но тут был тот самый уникальный случай. Господин Тиглат в последнем письме хвастался, что благодаря таким отличительным знакам их «армия» станет почти как настоящая.
