Право, до Третьих ли было сейчас Грэйн? Ролфи никогда не считали неуместное любопытство добродетелью. Тут в себе разобраться бы для начала, найти силы, чтоб без трепета встретить пламенный взгляд богини — и найти слова, чтоб ответить Ей, когда спросит…
— Что сделала ты, Грэйн эрна Кэдвен? Чем закончилась сегодня твоя охота, Гончая?
— Не тем, чего я ожидала, о госпожа войны и доблести. Совсем не тем.
Но ведь этот, самозванец, бесчестно присвоивший себе не только имя, но и знак посвящения Локке, этот изгой и предатель — он же десять раз заслужил повешение, не так ли, эрна Кэдвен? Воистину, соглашалась она сама с собою, воистину, и право же, жаль, что никого нельзя повесить десяток раз. Убей одного, пока за его дела не пришлось отвечать всем. Закон выживания Стаи — избавляйся от дерьма сам, иначе захлебнешься… Все так! Но только руками ли шуриа пристало вершить ролфийское правосудие?
Но ведь ты осудила его сама, Грэйн эрн-Кэдвен, посвященная Локки. И приговорила к петле — тоже ты. Так почему же ты, скогти тебя Локка, не довела дело до конца?! Как позволила шуриа, да не просто шуриа, а «бывшему» рилиндару сделать это за тебя?
— Молчишь?
Не внимай ролфийка голосу Локки, непременно расслышала бы, как с тихим, по-настоящему змеиным шелестом потекла вниз по склону первая, еще невинная, еще незаметная струйка песка. Но если уж ты посмела встретиться взглядом с Ее огненными очами, то не посмеешь тогда опустить глаза, пока Она не отпустит.
— К чему отвечать, Огненная. Ты знаешь все сама. Он был изменник, трус и предатель. Он заслужил.
— А ты, Грэйн? Что заслуживаешь ты? Как небрежно бросила ты детям Глэнны — «он не ролфи!». Так ли?
Шелест стронувшегося песка стал громче — теперь уже будто дюжина змей шипела где-то внизу, в кустах. Но Грэйн сейчас отчаянно искала, чем же ответить на то, о чем вопрошала богиня. А Локка не отпускала, а солгать Ей — немыслимо, и себе самой лгать — бесчестно.
Они — другие. Они не поймут. Да, изгой, да, изменник, да, висельник… но все равно ролфи. Один из Народа. Такой же, как все прочие. И отличие лишь в положении, лишь в ситуации, а так — многим ли отличается от злосчастного дезертира сама эрна Кэдвен?
— Ничем не отличаюсь, — она снова потерла шею. — Я такая же. Мы все такие, и за то, что делает один, отвечают все. И наоборот. Не я осудила, но — Стая. Невиновных нет. Но шуриа этого не поймут.
Не поймут и того, что, не будь повешенный ролфи дезертиром и предателем, не будь он трусом и самозванцем, носи он на плече по праву знак посвящения — ничего бы не изменилось. Ровным счетом ничего. Он стоял на пути — во-первых. И приказ Князя превыше всего — во-вторых. Доставить Джойн на Ролэнси — живой! Но для этого самой неплохо бы остаться в живых. Вот что важно, а судьба сородича, некстати попавшегося под руку шурианскому воину, да к тому же и над еще теплыми трупами, ценность его жизни… Как бы там ни было, Приказа она не перевесила бы все равно. Потому что Ролэнси и Князю нужны шуриа, ему нужна леди Янэмарэйн, и последний рилиндар наверняка тоже окажется нужен Вилдайру Эмрису, и остров этот необходим Священному Князю. Так что эрна Кэдвен нашла бы за этим Холдейром какую-нибудь вину, хотя бы для того, чтобы продемонстрировать шуриа, как ролфи умеют карать своих. Неважно за что.
— Все так, моя Грэйн, моя Верная, — Локка прищурилась огненным глазом, и Грэйн обожгло Ее яростным удовольствием, Ее ликованием. — Ты честна. Ты знаешь. И потому ты — моя!
— Невиновных нет, — кивнула ролфи. — И когда я оступлюсь, Ты отринешь меня и столкнешь вниз. Это справедливо.
«Нет… Нет… Невиновных нет», — эхом отозвалась гора и вздрогнула всем своим могучим телом. Пламенная богиня расправила сияющие крылья и закрыла ими небо, дохнув в лицо Грэйн сухим жаром. Локка улыбалась.
А для успокоения боли — не в сердце, но в горле! — довольно и того, что изгой оказался трусом — и она, прапорщик эрн-Кэдвен, сама тому свидетель. А еще того, что оказался он и глупцом. Тявкать следует лишь на тех, кто не посмеет ответить. Разве Локка допустила бы, чтобы Грэйн простила низшему оскорбление? По Законам Ролфи покойный Холдейр заслужил свою петлю как минимум дважды. А! И еще она может засвидетельствовать, что был он в форме вражеской «армии» и командовал отрядом. Так что трижды. Все случилось как должно. Все правильно. И висельник Холдейр прекрасно это понимал. Ведь он был ролфи.
— Ты никогда не говорила со мною прежде, Яростная, — молвила Грэйн. За грохотом обвала она не слышала своего голоса, но богиня ответила:
— Я всегда говорю с тобой, дочь сестры моей. И буду говорить, пока ты верна.
И когда эрна Кэдвен окажется вдруг не нужна Князю и Ролэнси и петля захлестнет ее собственное горло, это тоже будет правильно. Невиновных нет. А шуриа… они пусть думают что хотят. Даже то, что Грэйн просто сожалеет о своем участии в этом деле… или что еще они могли себе надумать, увидев, как она молчит и угрюмо потирает шею. Все равно. Они — другие, им никогда не бегать в Стае, не почуять, как сладко, как пьяняще поет в крови это единение, это подчинение зову вожака, зову богов и крови. Верность, созидающая из дикой своры народ. Холдейр вот понимал, но они — нет.
— Не будь так уверена, дочь Морайг. Не только народ моей сестры способен понять, что верность — это вовсе не цепь.
Эрна Кэдвен пожала плечами в безмолвном удивлении. Разве?
Земля вздымалась под нею, так, словно бы Грэйн опять была посреди моря Кэринси, там, на палубе гибнущего корабля. Ролфи лежала на спине, раскинув руки, и Локка парила над нею, и Грэйн казалось, что не богиня, а она сама взлетает туда, вверх, где по небесной равнине охотится Белая Свора Оддэйна.
— Мне не нужны рабы, моя Грэйн.
Ярость Локки горчила, словно старый черный эль из дубовой бочки.
— Мои дети предпочли верности — рабство. Пусть так! Но они все равно мои дети. Но ты — дочь Морайг, однако, когда я зову, ты все равно слышишь мой голос, моя Верная. Ты шагнула в мой огонь и стала моей, но и дочерью Морайг разве перестала ты быть?
— К чему Ты говоришь это, Огненная? Я молода и глупа, Локка. Разве мне дано понять Твои речи?
— А разве не дано?
Покачиваясь в восходящих жарких потоках, Огненная Сова медленно кружила над затихающей горой. Грэйн нахмурилась, пытаясь постичь Ее, — и безнадежно вздохнула.
— Хорошо, — Локка улыбнулась снова. — Пусть так. Только помни, что любой огонь, где бы он ни горел, кто бы его ни разжег, — это все равно Мой огонь, Грэйн. И не следует сомневаться и колебаться не стоит, если хочешь шагнуть в него, дочь Морайг и моя дочь.
— Я запомню, Огненная.
— Конечно, запомнишь, — богиня взмахнула крылами и поднялась выше, еще выше. — Ты — ролфи, и, чтобы делать, тебе не обязательно понимать зачем. Пока не обязательно. Ты — хорошая Гончая, моя Грэйн, верная и сильная. И тебя ждет мой дар.
— И в нем наверняка будет какой-нибудь подвох, Беспощадная.
