Мэтр только языком щелкал в особо впечатляющих местах повествования мистрис Эрмаад. Он как никто из присутствующих мог оценить красоту игры, даже опираясь на отрывочные факты и смутные догадки жертв чародейского произвола. Оценить и ужаснуться масштабу ползучего государственного переворота.
– Понятно же, что никто не осмелится покушаться на Императора. Во всяком случае, пока. Это огромный риск ввергнуть огромную страну в пучину политического хаоса. Шиэтра сразу же воспользуется случаем, чтобы наложить лапу на колонии Эльлора, – заявил лорд Джевидж, подтверждая самые мрачные прогнозы, высказанные профессором. – А вот если постепенно распространить свое влияние, захватить некоторые важные отрасли промышленности – шахты, мануфактуры, фабрики, – тогда можно и за Императора взяться. Я так думаю.
Мэтр Кориней скорее бы удивился и наверняка расстроился, если бы собеседник терялся в догадках относительно причин произошедшего. Потеря памяти о своей личности – это очень плохо, но еще страшнее, на взгляд Ниала, утрата возможности логично мыслить и трезво анализировать, а этого, к счастью, не случилось.
Нельзя сказать, чтобы университетский профессор увлекался политикой или целиком разделял взгляды лорда Джевиджа, тем паче не водилось за ним особой любви к Тайной Службе, но жить при чародейской диктатуре он не хотел никогда.
А потому он по-простецки хлопнул Кайра Финскотта по плечу и сообщил студенту, что он хоть и… ну та самая деталь человеческой анатомии… но все же не дурак и обратился за помощью по верному адресу. Юноша просиял.
– Чему это ты так радуешься?
– Вы одобрили мой поступок и не сердитесь за опоздание, – отчеканил Кайр.
– Эк вы его выдрессировали! – восхитился мэтр Кориней, шлепнув себя по пузу. – А что у вас с шеей, милорд?
– Там рана незаживающая, – снова встрял Кайр, пока Джевидж молча разматывал платок и повязку. – Что я только ни делал, ничего не помогает. Все время сочится, мокнет и гниет, прямо как…
– Помолчи! – рявкнул Кориней, отчего-то цепенея и покрываясь холодным потом.
Похожий зубчатый отпечаток он лицезрел не далее как позавчера. В палате для тихопомешанных, в Лечебнице Длани Вершащей, что при одноименном храме содержится на благотворительные пожертвования его светлости лорда Кимилея.
– …на шее одной молоденькой безумицы, – пояснил мэтр, не скрывая потрясения. – Точно такой же. Только она вообще ничего не помнит и ничего не понимает. Она, похоже, полностью утратила человеческий разум.
Девушку нашли весной. Она не могла говорить, она ничего не помнила, и она была беременна.
– Полицейские подобрали ее на улице в одной ночной сорочке, босую и простоволосую, но, так ничего от нее не добившись, отправили в лечебницу, – рассказывал Кориней. – Там неизвестная разрешилась от бремени здоровым младенцем женского пола, там же несчастная пребывает и по сей день. Речь она понимает, умеет пользоваться ложкой и вилкой, беспрекословно слушается сестер милосердия, но ни на кого не реагирует, молчит и смотрит перед собой бессмысленным взглядом. А на шее у нее точно такая же рана.
– Дьявол! Кто же она? – резко спросил Росс, холодея от чудовищного предположения. – Полиция не нашла ее родню или знакомых?
– Не думаю, что они искали, милорд. Вы думаете, она ваша…
– Моя любовница? О! Нет, этого не может быть.
Его основательно перекосило, да так сильно, что даже мэтр Кориней испугался – еще чуть-чуть, и бывшего канцлера хватит удар. Тому пришлось усадить Джевиджа на гроб, посчитать пульс и накапать успокоительных капель. Очень своевременно, надо заметить, потому что объяснить свою реакцию на историю с безумной девушкой Росс не мог и не хотел. Для этого он срочно сказался больным и пожелал лечь отдохнуть.
– Что-то я не припомню в его окружении молоденьких девиц, и слухов никаких по этому поводу не ходило, – с величайшим сомнением молвила Фэйм, увидав, что лорд-канцлер задремал. – Его всегда интересовали женщины с большими связями, влиятельные и… хм… замужние. На всяких юных красоток наш всесильный и могущественный не разменивался. А как она выглядит, эта ваша безымянная барышня?
– Лет девятнадцати-двадцати, миниатюрная голубоглазая блондинка, но, на мой взгляд, не слишком благородного происхождения, хотя я могу и ошибаться.
Мэтр задумчиво подергал себя за мочку левого уха, как всегда делал в миг важнейших раздумий.
– Знаете, мистрис Эрмаад, такой слащавый новомодный типаж девиц – карамельная красотка.
– Могу себе представить, – усмехнулась невесело вдова. – Жалко девочку. За что же с ней, с беременной, так жестоко?
– Наверное, что-то знала, – вздохнул Кайр.
– А как бы на нее посмотреть? – оживилась вдруг женщина.
Но профессор Кориней лишь пожал плечами. С женами магов он тоже в свое время имел дело и знал, что от этих дам можно ждать всего, чего угодно. Пятнадцать лет супружества с таким «очаровательным» господином, как Уэн Эрмаад, даром пройти не могло. К слову, о Фэймрил тоже ходили весьма неоднозначные слухи. И, как подсказывает жизненный опыт, такие вот невзрачные тихони зачастую оказываются опаснее иных мегер.
– Это не составит особого труда, я могу вас провести в часы приема посетителей, мистрис. Вряд ли вас кто-то узнает, учитывая, какую замкнутую жизнь вы вели при муже.
Они поглядели друг на друга очень многозначительно и не слишком приязненно.
– Я не скорблю об Уэне, – буркнула Фэйм.
– Я даже не сомневаюсь, мистрис, – ухмыльнулся ей в ответ Ниал. – Кстати, ваш дом не отошел в пользу казны. Его унаследовал какой-то родственник Эрмаада. Вроде как даже брат.
– Брат? – Вдова опешила настолько, что вскочила со своего места как ошпаренная. – Но у моего мужа не было ни братьев, ни сестер!
– Отлично, мистрис, я вас поздравляю с еще одной паршивой загадкой, – расхохотался самым зловещим образом профессор Кориней.
Воистину, 4-е число последнего осеннего месяца ариса выдалось переполненным всевозможными неприятными открытиями, причем для всех подряд.
– Кайл, только, ради Длани Милосердной, не забудьте завтра утром у молочницы купить парного молока для милорда, – напомнила Фэйм на прощание, когда Кайр со своим наставником уходили с кладбища, чтобы успеть до наступления сумерек.
Темнело нынче рано, и если бы не масляная лампа, оставленная студентом, то дом с наглухо заколоченными окнами совершенно бы погрузился во тьму. Кайр умудрился добыть и принести еще множество нужных вещей: несколько шерстяных одеял, две дюжины свечей, спички, теплый пуховый платок, котелок. А еще много хлеба, несколько колец домашней колбасы, сыр, зелень, табак и даже кувшин сливовой наливки. Впрочем, как раз наливочка-то оказалась весьма кстати. После того как Фэйм сделала несколько больших глотков прямо из горлышка, ей стало и теплее, и даже в чем-то веселее.
«Ну и пусть кладбище, что такого? Все здесь будем рано или поздно, это раз. Мертвые, особенно столетней давности, – ребята смирные и уважительные, это два. Нечисть в дом тоже не зайдет… будем надеяться… это четыре», – поочередно загибала пальцы мистрис Эрмаад, подсчитывая видимые преимущества от ночевки посреди некрополя. Хмель отогнал страшные домыслы, и теперь даже будущее казалось скорее забавным, чем пугающим.