Понятливая агентесса слишком много лет знала командора, чтобы научиться толмачить его «просьбы» правильно и однозначно. От того, сумеет ли она уговорить любовника нарушить слово, данное магам, будет во многом зависеть ее собственная жизнь. Осталось только выяснить, насколько бывший капитан второй стрелковой роты первого батальона 65-го полка имперских рейнджеров готов честно отработать аванс, полученный от мистрила Бириды за поимку убийцы сына.
– Я постараюсь, милорд.
– Вы сделаете все от вас зависящее, мис Лур, – прохладно улыбнулся командор.
Эту ночь Фэйм не спала. Совсем. Ни на мгновение глаз не сомкнула.
А сама виновата потому что. Незачем было присасываться к предательской наливке. И желание хоть ненадолго забыть о своем плачевном положении тоже нельзя счесть достойным оправданием для безрассудства.
Расстроенная и сбитая с толку, так и сумев вспомнить разговор с Киври, Фэйм опрометчиво стала искать утешения в выпивке и до такой степени расхрабрилась, что решила все же выглянуть наружу. А вдруг не все так страшно и ужасно? Может, эти россказни про эль-эглодскую нечисть и нежить всего лишь выдумки?
За стенами странного дома и вправду происходило что-то такое… Словно большие звери ходили вокруг и осторожно принюхивались к его обитателям. Почти неслышные, на самой грани восприятия, шаги-касания. Мягкие толстые лапы, в которых спрятаны смертельно острые стальные когти. Поджарые, могучие тела охотников на двуногую дичь. И дыхание – тяжелое, размеренное, отдающее тошнотворным запахом тлена.
Бр-р-р…
«Давай, дурочка! Надумай себе еще каких-нибудь ужасов, нафантазируй пострашнее адских созданий, и сама помрешь от страха», – зло попрекнула себя Фэйм.
Но рисковать, открывая настежь дверь, женщина все же не отважилась. Она подкралась к окну и, встав на цыпочки, заглянула в щель между толстыми кривыми досками.
Из ледяной ветреной тьмы на Фэйм смотрели сотни оранжевых хищных глаз, и с каждым мгновением их становилось все больше и больше. Чернильные тени шевелились в ночи, вожделея живого тепла, сокрытого в недрах дома, и терпеливо дожидаясь, когда невидимые сдерживающие чары падут. Чтобы терзать, вгрызаться и рвать ненавистную человечью плоть.
Фэймрил отпрянула назад, сердце ее колотилось в груди, будто обезумевший набатный колокол, и даже дышать было больно. А снаружи чуть слышно подвывали голодные огнеглазые тени. Они звали ее, заманивали, безмолвно молили глянуть на них еще один разок. Всего разочек…
Запамятовав от дикого страха все слова молитв, забыв, должно быть, даже собственное имя, вдова осторожно отступила, шаг за шагом пятясь от заколоченного окна и кляня себя за вечное бабье любопытство, от которого одни злосчастья.
– Та-а-ак! Все х-хорошо… Где наши свечки?.. Где наш револьвер? – шептала она, не в силах оторвать взгляд от злополучной щели.
Все время казалось, что с той стороны какая-то тварь приникла к ней мордой, смотрит и приноравливается к горлу глупой женщины, точит зубы на беззащитного мужчину.
– Росс! – тихонько пискнула Фэйм, воспрянув духом. – Слышите, твари? У меня есть лорд Джевидж, он все-таки мужчина, а значит – защитник. Правда, милорд?
Милорд без задних ног дрых и если представлял собой боевую единицу, то лишь в качестве живого щита, за которым можно спрятаться, только положив его голову к себе на колени.
Револьвер прыгал в дрожащих руках, рукоять отчего-то стала скользкой и удивительно тяжелой, но Фэйм твердо решила: «Если твари ворвутся, то буду стрелять».
Конечно, неплохо было бы для начала выяснить – убивают ли глазастых теней свинцовые пули. А если они и в самом деле нечисть или нежить, тогда как? Но, к счастью, кроме жутковатых подвываний, ночные обитатели Эль-Эглода никак себя больше не проявили.
Задремать после такого Фэйм уже не смогла, да и хмель как рукой сняло. Стоило сомкнуть веки, и перед внутренним взором вставали пылающие очи кладбищенских тварей – какая уж тут дремота. Зато рядом с Джевиджем мистрис Эрмаад по-настоящему согрелась. И словами не передать, какую благодарность она испытывала к лорд-канцлеру в этот момент, ведь если бы не он, не его присутствие, его дыхание, наверняка бы с ума сошла от ужаса, дожидаясь рассвета.
Обязательный Кайр появился почти с первыми лучами солнца – весь запыхавшийся, с красным от утреннего морозца носом. Он принес не только свежего молока, но и овсяной каши для милорда. Старался, укутывал горшок шерстяным платком для сохранности тепла – ну чисто золото, а не парень.
– Лучше нет ничего для поправки желудка, чем овсянка на завтрак. Вам диету нужно соблюдать, – заявил студент, пока Росс приходил в себя после сна, настойчиво мозоля лоб чародейским медальоном.
– Спасибо, – выдавил из себя Джевидж. – Когда мэтр Кориней придет?
– Чуть позже. Он собирался вам лекарство какое-то приготовить. Он скоро. Вы пока поешьте, молочка попейте. А я камин растоплю.
Есть Россу не хотелось совсем, и то был плохой знак. Телу нужно тепло и силы, а где их брать, если не в пище. Он заставил себя выскрести до дна весь горшок вприкуску с толстым ломтем вчерашнего хлеба и запил все ненавистным парным молоком, всегда вонявшим лорд-канцлеру коровой. Сдаваться нельзя, ведь до 1 нарви осталось каких-то двадцать пять дней. И если этим утром Росс даже при помощи амулета едва смог вспомнить, кто этот зеленоглазый паренек в студенческой шинели, то что же будет завтра?
Но выход был. Не самый простой и достаточно опасный. И все же, и все же…
– Профессор, боюсь, что через несколько дней я во сне забуду две трети того, что помню сейчас, – сказал лорд Джевидж, когда мэтр Кориней появился в доме на кладбище. – И медальон Амрита окажется бессилен.
Бывший канцлер специально отозвал бывшего мага в сторонку, чтобы поговорить откровенно и никого не пугать лишний раз собственным жестоким приговором. Они оба взрослые мужчины, профессор не только старше на четверть века, но и опытнее в мажьих делах. Они оба знают цену смерти и жизни, кому как не им принять важное и непростое решение. По здравом размышлении Росс решил, что доверять Ниалу Коринею все же стоит, хоть он и чародей.
– Я должен рискнуть, – решительно заявил Джевидж.
– В каком смысле?
– Вы сделаете мне зелье, которое лишает сна на несколько дней.
Профессор приподнял отсутствующую бровь и поглядел на собеседника с выражением крайней озабоченности.
– Откуда вы знаете, что такое средство есть, позвольте полюбопытствовать?
Разговор шел возле мраморной могильной плиты, над которой склонилась в вечной скорби каменная Дева Небесная, проливая невидимые слезы о некоем славном ученом муже, чье имя стерлось не только с надгробья, но и из памяти неблагодарных потомков. Для мэтра Коринея – аллегория тщетности земной славы, а для лорда Джевиджа – недвусмысленный намек на скорую возможность упокоиться в общей могиле для бродяг и сумасшедших.
