– Вам нужно будет подстричься и побриться у цирюльника, чтобы выглядеть подобающим образом, – рассуждала вслух Фэйм. – Насколько я помню, вы всегда носили очень короткую прическу.
За время скитаний лорд-канцлер непозволительно оброс, хоть косу заплетай, как это делали воины в старые времена. В качестве маскировки подходило идеально – лохматый и небритый, он ничем не напоминал себя прежнего.
Она растопила снег и грела теперь воду, чтобы хоть немного обтереть давно не мытое тело.
– Я бы сама вас подстригла, но у нас нет подходящих ножниц.
– А вы умеете?
– Нас учили в пансионе. Предполагалось, что мать семейства в случае необходимости может привести в порядок волосы детей.
Спрашивать о том, почему мистрис Эрмаад не пригодились столь полезные навыки, Росс не стал, подсознательно чувствуя неуместность вопроса. Хотя вообразить себе Фэймрил, склонившуюся над детской головенкой, он вполне себе мог.
– Ничего. Пусть брадобрей заработает лишнюю монетку, – усмехнулся Джевидж.
Видимо, снова переборщил с бравадой в голосе, потому что женщина как-то совсем уж затравленно вжала голову в плечи.
– Вы и в самом деле так верите в удачу, милорд? Не сомневаетесь? Не страшитесь?
И что ей следовало ответить? Пожаловаться на тошнотворную пустоту, образовавшуюся в животе от тревоги, или поклясться в собственной неуязвимости? Мол, я – это я, маршал, канцлер, воин, мужчина, мне, дьявол всех подери, Аверн по колено, а ЗлатоМост – по плечо.
– Я боюсь одного – не найти нужной вещи, – честно признался Росс. – Было бы наивно полагать, что лжеканцлер хранит столь важный… предмет у всех на виду. Что, если это спрятано в каком-нибудь сейфе? Как тогда быть?
– А давайте… давайте я пойду с вами. Возможно, у меня получится вам помочь.
Столько надежды, столько желания помочь! Да за что же такое доверие? Проклятье!
– Как это будет выглядеть? Лорд Джевидж внезапно возвращается домой вместе с дамой? – довольно сдержанно полюбопытствовал он.
– Почему нет? Я надену шляпку с густой вуалью. Никто из слуг и охраны не удивится, что лорд-канцлер не решился на важный разговор с леди в общественном месте, там, где их могут увидеть посторонние.
– В ваших словах есть зерно разумности, но я не могу…
– Отчего же вы не можете? Потому что я – женщина? – возмутилась Фэйм. – Я уже не раз доказывала, что способна на решительные поступки.
– Вдруг вас узнают?
– В густой вуали, скрывающей полностью лицо? В широком манто?
– Х-х-хорошо, – удивительно быстро сдался канцлер. – Будь по-вашему.
Кто сказал, что в женщинах нет отваги? Кто сказал, что они не ведают настоящего мужества? Не исключено, что раньше Росс Джевидж мог так считать, но теперь-то, после знакомства с мистрис Эрмаад, утверждать подобное было бы бесчестно и жестоко.
Лунный свет, льющийся сквозь высокие окна в спальню, – это так чертовски романтично. А если падает он на блестящие шелковые простыни цвета сирени и на длинные стройные женские ноги, делая их серебряными, то любому ценителю прекрасного большего и желать невозможно. Главное, не думать о том, что этим ногам уже лет сто пятьдесят… А все остальное такие пустяки, глупые и несущественные пустяки.
– А ты не боишься, что она разоблачит тебя?
Так мурлыкают сытые кошки, большие палево-серые кошки, которые водятся в скалах Восточных Территорий.
– Нет, Даетжина, я не боюсь. Я ничего не боюсь. Тем более ее.
– Звучит чересчур… резко. И все же?
– У меня есть план.
– О!
– Целых три плана. Всегда можно повторить ту же процедуру, что и с мис Саилам. Это раз.
– Как жестоко.
– Полагаешь, я буду милосерднее, если верну ей все потерянное?
– Не думаю. А третье?
– Убью ее, как ни банально это прозвучит. В отличие от чистоплюя Лигру, я сделаю это своими руками. Муж я ей или кто?
– Хм… Безумие, страх и смерть? На мой вкус, не слишком оригинально.
– О чем речь?! Мне до тебя еще расти и расти, дорогая.
Глава 12
Лица и личины
Даетжину Махавир захочешь не перепутаешь с любой другой дамой Эльлора, хоть с магичкой, хоть с аристократкой. И дело тут вовсе не в пристрастии чародейки к дорогущим нарядам, украшенным шиэтранскими кружевами и жемчугом, и не в знаменитой прическе. В провинции многие женщины при наличии длинной косы сооружают у себя на голове некое подобие свадебного каравая. Злые языки, правда, утверждали, будто коса мэтрессы Махавир накладная, но мужчины, знавшие волшебницу достаточно близко, могли присягнуть – с волосами у нее все в полном порядке, иная девица обзавидуется их густоте и длине.
Громко шелестя нижними юбками, чародейка проследовала в кабинет хозяина дома на Садовой с видом вдовствующей императрицы в изгнании. Если не знать о ночных визитах в спальню многоуважаемого «мэтра Глейра», то можно подумать – женщину привели сюда насильно и под конвоем, столько презрения на округлом гладком личике, аж даже ушки, торчащие чуть ниже «каравая», порозовели. Впрочем, волшебница испытывала чувство собственного превосходства по отношению ко всему подлунному миру и относилась к населяющим его людям в лучшем случае как к материалу для опытов.
Хозяин кабинета вовсе не обольщался насчет душевных качеств гостьи, но рассчитывал хотя бы на более теплое отношение. После всего, что у них было, – это не трудно. И если кто-то вдруг решил, будто под словом «было» подразумеваются любовные игрища, то стыд ему и позор. Ничто так не сближает двух колдунов, как сообщничество в преступлении. Они с Даетжиной с некоторых пор были повязаны намертво. По крайней мере, так считал мэтр.
Магичка изящно опустилась в кресло, сплела пальцы в замок и исподлобья поглядела в упор на собеседника своим фирменным «волчьим» взглядом, словно пытаясь прожечь в его лбу дыру.
– Пора заканчивать эту комедию, – резко молвила она. – За год это ничтожество не смогло добиться никаких существенных изменений.
– А то, что треть литейных заводов Эльлора в той или иной степени теперь принадлежит тебе, мало? – ухмыльнулся волшебник. – Я уже молчу про леанефские верфи и плантации какао-бобов в Новом Южном Малати.
– Это всего лишь деньги… – фыркнула Даетжина презрительно.
– Ха-ха! Конечно, а еще власть и могущество.
Саркастично получилось, но ведь так оно есть.
– Я говорю о власти подлинной силы, о Нашей власти.
Маленькое личико волшебницы на миг озарилось огнем фанатичной веры в свою исключительность и непогрешимость.
– И чем же тебе не угодил нынешний лорд-канцлер?
– Всем. Прежде всего тем, что он – безвольная тряпка, а не мужчина.
