— Игорь, что армянину хорошо, то русскому смерть, — честно предупредил его папа.
— Ничего не знаю, — уперся дядя Игорь.
— Ты понюхай сначала, а потом проси, — откупорил бутылку дядя Миша.
— Бррр, — ткнулся носом в бутыль дядя Игорь, но не сдался.
— Игорь! — сделал последнюю попытку вразумить друга папа.
— Юра? — не согласился дядя Игорь.
— Ну как хочешь.
Потом папа с дядей Мишей загрузили в Васю удочки, припасы и убитого горем московского гостя и поехали на озеро запивать рыбалку водкой.
Вернулись поздно ночью. Долго спорили на пороге, имеет ли значение, как вносить дядю Игоря домой — вперед ногами или вперед головой. Итого втащили его боком, уложили на кровать и всю ночь выхаживали. К утру они его реанимировали, но еще дня два дядя Игорь был очень слабеньким и питался исключительно гречневым «Малышом» и куриным бульоном.
Мама кормила его с ложечки и сильно жалела.
— Игорь, ну зачем ты послушался этих ненормальных и выпил кизиловки? — качала головой она.
— Я ж не знал, — заикался дядя Игорь, — я и предположить не мог, ЧТО это такое! Это же ужас какой-то! Второй день от собственной отрыжки обратно пьянею!
Он улетел через неделю.
— Вернусь в Москву, возьму еще одну недельку за свой счет, съезжу в санаторий поправлять печень, — пообещал на прощание.
— Приезжай к нам еще, — обнял друга папа.
— Спасибо, — растрогался дядя Игорь, — обязательно приеду. Дайте только мне время от этой поездки отойти.
Через месяц папа получил письмо.
«Приучил Лужу какать в унитаз», — хвастался дядя Игорь.
— Ну! — крякнул отец.
«Продал „Запорожец“. Чуть поднакоплю — куплю „копейку“».
— Вот это разговор, — одобрил папа.
«Завел интрижку с медсестрой из массажного кабинета. Вылечил радикулит».
— Хех! — потер поясницу отец.
«Дочка в выходные ночевала у меня. Пожарила картошки, спалила проводку. Ты знаешь, Юра, я счастлив!»
У папы на глаза навернулись слезы.
«Вылечил-таки», — с гордостью подумал он.
Потом профилактически нахмурился и обернулся к маме:
— Жена, или ты каждый вечер делаешь мне массаж спины, или пеняй на себя.
— Тебе даже массаж извилин не поможет, — не осталась в долгу мама.
ГЛАВА 23
Манюня читает польский журнал мод, или Откуда у дяди Миши растут руки
Все началось с того, что Манюня сломала отцовскую электробритву. Бритва была импортная, очень красивая и называлась «Браун». Дядя Миша давно о такой мечтал и, махнув рукой на экономию, купил у фарцовщика Тевоса за большие деньги.
— Ничего не «Браун», — фыркнула Манька, заглянув в футляр, — какая-то непонятная штуковина. Железная. С проводом. Тоже мне «Браун». Папа, а что такое «Браун»?
— Это название фирмы, — объяснил дядя Миша, — такие бритвы долго служат. Всю жизнь. И главное — они совершенно безопасные.
— То есть ты уже по утрам не будешь ходить с кусочками туалетной бумаги на лице? — обрадовалась Манюня.
— Не буду.
— Сына, это не аргумент. У тебя руки растут из того места, где у других, хм, заканчивается кишечник. Тебе «Брауном» пораниться — раз плюнуть, — фыркнула Ба.
Дядя Миша молча захлопнул футляр электробритвы и унес к себе в комнату. Крыть ему было нечем. Потому что на днях он снова отличился — сорвал со стены навесной кухонный шкафчик и буквально обрушился с ним на пол. А всего-то надо было затянуть шурупы на разболтавшейся дверце.
Ба потом извлекала своего горемычного сына из-под всевозможных обломков и ругала страшными словами. А дядя Миша отплевывался осколками чешского сервиза и бурчал, что табуретка убежала из-под ног, и ему пришлось повиснуть на шкафчике, чтобы не упасть.
Теперь на месте порушенного шкафчика красовалась репродукция васнецовской «Аленушки», и Ба, всякий раз цепляя ее взглядом, начинала кипятиться.
— Нечего мне больше делать, как любоваться твоей унылой рожей! — отчитывала она Аленушку. — И это потому, что кое у кого руки не тем концом к телу приделаны!
Если честно, я перепутала хронологию. Все началось не с электробритвы «Браун» и даже не с порушенного шкафчика. А с того, что Маринке из тридцать восьмой квартиры подарили журнал мод. Польский. С красивыми белокурыми девушками на каждой странице. Девушки демонстрировали изысканные наряды, улыбались накрашенными губами и казались сказочными принцессами. Маринка показывала нам журнал издали, не позволяя прикасаться к нему руками. «А то мало ли, — приговаривала, — может, у вас руки грязные и вы испачкаете страницы. Или помнете», — не дрогнула она, когда мы продемонстрировали ей чистые руки.
Мы ахали и охали, разглядывая с безопасного расстояния журнал, и мечтали превратиться в польских красавиц. И глядеть томно, чуть отставив в сторону ногу, так, чтобы коленка выглядывала в разрезе платья.
— Шикиблеск, — вздыхала Манька.
— Ага, — трепетали мы.
Только Каринка сказала, что мы дурочки и ничего не понимаем в женской красоте.
— Разве это красавицы? Вот Изольда Саакян — красавица, а в этих девицах ничего такого, кожа да кости!
Мы молча переглянулись. Изольда Саакян была чемпионкой нашего города по борьбе и легко побеждала всех соперников, которые попадались на ее спортивном пути. Причем во всех весовых категориях. И даже своего тренера Валерия Станиславовича она умудрилась на одном из занятий покалечить. Тренер потом месяц лежал в гипсе, а после ездил в санаторий, поправлять здоровье. Изольда все это время ходила понурая и бубнила, что это она нечаянно, просто «Валерий Станиславыч сам полез на рожон».
Поэтому спорить о красоте Изольды мы благоразумно не стали — никому из нас не хотелось целый месяц лежать в гипсе.
— Она тоже очень красивая, — дипломатично заявила Маринка и принялась пересказывать содержание одной статьи из польского журнала. Статью Маринке перевела ее тетя, которая была очень умной и владела семью иностранными языками.
— Ни одна уважающая себя девушка не потерпит на себе лишних волос, так здесь написано, — рассказывала Маринка.
— А чего они делают? Бреются, что ли?
— Вот этого я не знаю, но сама видела, как мама бреет ноги. Папиной бритвой. А папа потом орал, что это негиг… не-гегек… ни… гигично, а мама говорила, что она свои ноги моет чаще, чем папа лицо. Так что это еще вопрос, кому что ни… гигично.
— А что такое ни… гигично?
— Не знаю. Может, зараза какая-то? — вздохнула Маринка и почесала ногу. — Может, и я уже болею?
