— Ангус, я очень ценю твою заботу, но мне не нужна охрана. Поверь, я сама справлюсь. К тому же я во всем и виновата...
— Нет, дорогая, ты так просто от меня не избавишься. — Он склонил голову к плечу и внимательно посмотрел на нее. — Знаешь, я чувствую, что у тебя участился пульс.
Черт бы его побрал! Он действительно все чувствует! Эмма со вздохом покачала головой:
— Нет, я не могу здесь остаться. Это даже не обсуждается. Если Шон меня тут увидит, то уволит с занесением в «черный список». Тогда я уже никогда не получу приличную работу, ту, которая мне нравится.
— Тогда будешь работать на меня. Твое жалованье, каким бы оно ни было у Шона, я удвою.
— Но дело вовсе не в этом. Я...
— И в этом — тоже! Кроме того, ты могла бы помочь нам найти Казимира. А это во много раз важнее, чем то, что ты делаешь для Шона Уилана. Чего он, собственно, хочет? Он тратит все время на поиски дочери, хотя та прекрасно живет со своим мужем. О, дорогая... У тебя еще громче забилось сердце. Я отчетливо это слышу. Эмма стиснула зубы.
— Мне не нужны твои замечания... о функционировании моего тела.
— Я просто хотел сказать, что ты борешься сама с собой. А в этом нет необходимости.
Эмма скрестила на груди руки.
— А ты считаешь, что я должна сдаться на твою милость? Должна жить с тобой, работать на тебя и выполнять все по твоей указке?
— Так было бы проще, поверь мне.
Пещерный человек! Это больше напоминало бы полную капитуляцию. Нет, она не могла на это пойти.
— Я должна жить так, как считаю нужным.
— Но ты ведь хочешь защищать невинных и уничтожать вампиров, несущих зло, не так ли? Если так, то твои цели ничем не отличаются от моих. — Он взял ее за плечи. — Неужели ты не видишь, что у нас с тобой очень много общего?
— Нет, я вижу только одно: ты хочешь, чтобы я стала твоей подчиненной. Потому что ты бессмертный, а я смертная, то есть существо низшего порядка. Боже милостивый, у тебя даже есть собственный замок! А у меня только крохотная квартирка.
— Хочешь жилище побольше?
— Нет! Я не хочу чувствовать неравенство. А рядом с тобой я буду постоянно его ощущать.
— Думаешь, я этим воспользуюсь? Я же поклялся, что буду оберегать тебя.
— Все слишком быстро... — Она отступила на шаг. — Неделю назад я ненавидела всех вампиров и убивала. И лишь совсем недавно научилась доверять тебе и... таким, как ты. Но я не могу... жить с тобой.
— Ты стыдишься меня?
— Нет! Вовсе нет! Но я должна себя защитить.
— Защитить от чего?! — закричал Ангус. — Я ведь поклялся, что не обижу тебя.
Эмма на мгновение закрыла глаза и, сделав глубокий вдох, тихо сказала:
— Ангус, я знаю: ты говоришь то, что чувствуешь. Но это ничего не меняет: мы с тобой из разных миров. У нас нет общего будущего.
— К черту будущее! Мы живем сейчас!
— Ты будешь жить и сто лет спустя.
Ангус заскрежетал зубами.
— Ты отвергаешь меня, потому что я такой, какой есть? Господи, как же ей не хотелось его обидеть.
— Ангус, поверь, ты самый замечательный мужчина из всех, которых я знала. Но я должна защитить себя.
Он со вздохом шагнул к столу и, взяв свой стакан, осушил его одним глотком. Стоя спиной к Эмме, тихо проговорил:
— Я поклялся, что буду охранять тебя, и сдержу свое слово. Куда тебя сейчас доставить?
Сердце Эммы заныло и сжалось. «Но так будет лучше, — сказала она себе. — Да, уж лучше покончить со всем этим сейчас, пока еще не поздно».
— Если мятежники узнают мое имя, то наверняка придут ко мне домой, так что квартира Остина будет безопаснее. Если ты доставишь меня туда, со всем остальным я справлюсь.
— Я останусь до предрассветного часа. — Он наконец повернулся к ней лицом. — Не волнуйся, дорогая. Я буду в гостиной, и ты даже не заметишь моего присутствия.
«Наверное, он обиделся, — думала Эмма. — Слишком уж тихо себя ведет». Но Ангус сделал все так, как она просила. Сначала телепортировался с ней в ее квартиру, где она собрала все необходимые вещи, а потом доставил ее в жилище Остина. И даже расплатился за еду из китайского ресторана, которую она заказала на дом.
Когда они вошли в гостиную, Ангус молча уселся на диван. Эмма включила телевизор и нашла какие-то старые комедии ситуаций. Затем устроилась на другом конце дивана. Пульт дистанционного управления лежал на подушке между ними, но никто не прикасался к нему. Время от времени Эмма поглядывала на него украдкой. Во время смешных эпизодов он не смеялся — постоянно хмурился. И сидел так тихо... словно умер. Эмма чувствовала, что он ужасно нервничал, чувствовала в нем энергию, готовую вот-вот взорваться.
К половине пятого утра она начала зевать, прикрывая рот ладонью. Взглянув на нее, Ангус тихо сказал:
— Тебе необязательно бороться со сном. Я скоро уйду.
Она медленно встала и потянулась.
— Думаю, приму сначала горячую ванну, а потом лягу.
— Вот и хорошо. — Он взял пульт управления и переключился на канал погоды.
— Мне жаль, но «ЦВТ» здесь не идет, — сказала Эмма.
— Ничего страшного. — Ангус уменьшил звук до шепота. Очевидно, он и так все слышал. — Мои агенты работают по всему миру, и мне интересно, какая там у них погода.
— Наверное, тебе еще нужно знать точное время восхода солнца.
Он посмотрел на нее с раздражением, потом пробурчал:
— Спокойной ночи.
«Наверное, он все еще на меня дуется», — подумала Эмма, выходя из гостиной.
— Любимая...
Она замерла в дверях. А может, ей просто послышалось? Слово «любимая» прозвучало слишком тихо, и она не была уверена, что Ангус на самом деле произнес его. Возможно, оно прозвучало лишь в ее сознании. Она обернулась и внимательно посмотрела на него.
Он по-прежнему сидел на диване, уставившись в экран телевизора.
— Спокойной ночи. — Эмма закрыла за собой дверь. Наполнив ванну горячей водой и пеной, она разделась до белья и тут же вспомнила о красных трусиках в холщовой сумке. Уходя, не прихватит ли Ангус их в качестве трофея? А впрочем, какая разница? И вообще, не глупо ли она поступает, отталкивая его от себя? Может, у них все-таки что-нибудь получится?
Эмма расстегнула черный лифчик и в сердцах запустила его в дверь. Черт подери, почему она не может влюбиться в нормального парня?! Она сняла и черные кружевные трусики. Не предавала ли она своих родителей тем, что влюбилась в Ангуса? Или они посоветовали бы ей прислушаться к своему сердцу и открыть любви объятия? Ведь родители так сильно любили друг друга... И разве не хотели бы они, чтобы она испытала такую же любовь?
