– А что это будет за испытание? – спросил Яунист.
– Всего-навсего короткий турнир, который будет проходить на двух площадках. На одной будут соревноваться фехтовальщики, на другой – маги. Система простая – на вылет.
Среди юношей послышались восклицания и тихий свист.
– Будут отобраны пары, – продолжал объяснения драконоборец. – Победители снова выйдут на ристалище для второго этапа, проигравшие остаются не у дел. Потом то же самое происходит с победителями и проигравшими второго этапа. Тут уже будет считаться не одна победа, а в скольких поединках тот или иной кандидат победил. Вышел победителем изо всех – первое место. Отстал от лидера на одну победу – второе место. Отстал на две победы – третье место. И так далее. На первом этапе вас будет сорок. В конце останется только десять, не считая магиков.
– И что это даст победителю, кроме звания рыцаря? – не отставал Яунист.
– Тот, кто займет первое место, получит лучшего наставника. Насколько я знаю, одним из них собирается опять стать сам великий магистр, сэр Лаймож.
– Гроссмейстер? – У молодого рыцаря загорелись глаза. Юрат бросил на него взгляд.
– С вами разговор особый, брат, – по-своему понял его переглядки старший наставник. – Вы в турнире участвовать не будете, поскольку Совет магистров принял решение считать вас братом по итогам полевой практики. Завтра перед началом соревнований вас торжественно препояшут мечом…
– И выделят личного наставника? – напрягся ревнивый Яунист.
– Вашим наставником изъявил желание стать брат Шаул, – сообщил брат Акимир. – Все претензии – завтра, после церемонии. На жеребьевке ваше место займет Вилий… сэр Вилий, – поправился он, бросив взгляд на новичка. – А теперь – все быстро в баню. Завтра у вас торжественный день!
Он вышел, и казарма загудела от десятков голосов. Юноши наперебой торопливо обсуждали предстоящее испытание. Все знали, что весной им предстоит турнир, но никто не думал, что это настанет так скоро. Все время казалось, что до весны еще так много времени… Даже когда растаяли снега и из прогревшейся земли полезла молодая трава, и то верилось с трудом.
Подхватив чистые вещи, ученики нестройной толпой направились в сторону бани. Вилий двинулся было вслед за всеми, но чья-то рука коснулась его запястья:
– Не ходи…
Оруженосец обернулся и встретился взглядом с горцем:
– Т-ты…
– Хочешь, чтобы все узнали? – улыбнулся тот.
– А тебе-то какое дело, дракон?
– Ну давай, крикни погромче, – предложил златоглазый парень, сверкнув вертикальными зрачками. – А я тогда скажу, кто ты есть. Как думаешь, кому в результате будет хуже?
– Тебе, – прошипела Вилия, морщась от того, что ее запястье с каждой секундой сжимали все сильнее и сильнее. – Тебя же убьют…
– Да, всего лишь убьют. А может, я сам этого хочу? Может, меня и должны убить, и я всего лишь жду подходящего момента, чтобы расстаться с жизнью? Может, это и есть моя цель?
Удивленная Вилия открыла рот, собираясь с мыслями.
– Ты врешь! – выдохнула она.
– Хочешь, проверим? – заговорщически подмигнул Авест. Подмигнул так, как моргают драконы – обеими веками одновременно, а не только верхним, как люди. – Только тогда уж ты – мне, а я – тебе. Идет? Кто первый открывает чужую тайну? Кстати, ты не знаешь, что бывает с женщинами, которые переодеваются в мужскую одежду и выдают себя за мальчиков?
«Оруженосец» ощутимо напрягся. Ее воспитатель несколько лет скрывал ее пол, и оставили Вилию-девушку на заставе больше потому, что Орден и Школа находились слишком далеко, чтобы следить за всем, что происходит на границе. Скрыть от руководства «неправильного» оруженосца в глуши было проще. Но здесь, под носом у гроссмейстера, за подобный обман можно было поплатиться свободой, а то и самой жизнью.
– Их, кажется, обвиняют в колдовстве? – склонившись к самому уху, шепнул горец. – Просвети меня. Я ведь ваших, человеческих, законов не знаю.
– Их сжигают на кострах, – буркнула Вилия. – Если доказано, что они вредят людям или занимаются неженской магией
[10]
.
– А как ты думаешь, натравить дракона на заставу – это может считаться за причинение вреда людям?
– Да ты… ты что? С ума сошел? – вскрикнула девушка и тут же застонала от боли – так сильно горец сдавил ее руку. – Прекрати, – продолжала она тише. – Я никого не… Он сам прилетел!
– Это знаешь только ты. Других свидетелей нет!
Сообразив, что он имеет в виду, Вилия охнула, и Авест тихо притянул ее к себе.
– Пойдешь со мной? – обжег щеку его шепот. – Учти, мне-то терять нечего. Я умереть должен, а вот ты…
– Шантажист!
– А разве драконы могут иначе? Они же тупые, жестокие…
Их чересчур задушевная беседа не могла остаться незамеченной. Кто-то, проходя мимо, случайно задел девушку локтем, она машинально сделала шаг вперед, ткнувшись носом в плечо горца, и тот также машинально обнял ее за плечи второй рукой.
– Ого! – Пасак – это был он – не обладал излишней щепетильностью. – Ничего себе! Готик! Ты только посмотри!
Обернулась добрая половина учеников, во все глаза уставившись на парочку. Вилий побагровел, шарахнувшись от Авеста.
– Вот это да! – с издевкой протянул Яунист. – Готик, стоило тебе отвернуться, как твой дружок уже нашел себе нового любовничка! Как же ты теперь будешь, бедненький?
Юноша встретился взглядом с горцем. «Все нормально, – мысленно попытался успокоить друга Авест. – Она знает…»
– Как-нибудь переживу, – сказал Готик, отвечая на слова молодого рыцаря. – А если совсем невмоготу станет, ты мне его заменишь.
– Я? Псих озабоченный, – фыркнул тот. – Сегодня же доложу наставникам.
– Только не забудь сказать, что тебя это тоже очень интересует, – парировал юноша. – А иначе с чего ты к нам цепляешься, если не ревнуешь? Видимо, тебе это тоже небезразлично, а Ширд не дает!
На несколько секунд в казарме повисла тишина, а потом грянул многоголосый хохот.
– Я-а, – протянул молодой рыцарь, сжимая кулаки, – тебя убью…
Отстранив Вилию, Авест сделал быстрый шаг вперед:
– Убей сначала меня!
И столько энергии и желания немедленно умереть прозвучало в голосе горца, что молодой рыцарь попятился перед объединенными чувствами этих двоих, беззвучно бормоча угрозы.
Смущенная, раздосадованная и злая Вилия все-таки поплелась за Авестом, мысленно проклиная на все лады и злобный нрав дракона, и собственную мягкотелость. Доверять чудовищу, по недоразумению принявшему облик человека, не стоило. Мало ли что у него на уме. Затащит в укромный уголок и слопает!
