Смерть Кощееву запрятали надежно, за свернутые канаты и мешки из-под съестных припасов, забив ее в первый опустевший бочонок для воды. Обернутый мешком ларец не мог привлекать ничьего внимания, особенно потому, что никто из матросов не видел точно, что там спрятано.
Буян внимательно осмотрел ларец и вернул его на место.
— Что ты ищешь?—окликнул его Мечислав.—Мы с него глаз не спускали. Никто его в руки не брал, целый он!
— Да, — гусляр вернулся к друзьям, — он цел, и за то вам благодарность моя, что уберегли его от похитителя, а себя — от соблазна. То, что хотел я поведать, с ларцом этим связано.
Потихоньку отползавшие в сторонку, чтоб-поменьше было свидетелей их превращения в волков, Гаральд и Синдбад вернулись назад.
— Шейх моря знает про смерть? — спросил мореход.
— Да, и мы не должны отдавать Кощею ларца.
— Что? — вскочил Гаральд. — Повтори!
— Мы не должны отдавать ларца, — громче и яснее сказал Буян.
Рыцарь схватил его за грудки и встряхнул, тяжело дыша в лицо.
— А это ты видел? — прохрипел он, поднося к носу гусляра кулак, на котором уже пробивалась волчья шерсть. — Тебе легко говорить, а ты обо мне подумал?.. Мне-то приятно каждую ночь выть на луну и хвостом вилять? Да меня дома живо на костре спалят…
Боль его стала слишком сильна, и он со стоном опустился на все четыре лапы. Тело изменяло форму с хрустом и скрежетом, словно ломались кости. Из глаз текли слезы, Синдбад катался рядом по полу, щелкая челюстями.
— Мы не можем обрекать их на такие муки пожизненно, — вымолвил дрогнувшим голосом Мечислав. — Это жестоко…
Волк, только что бывший рыцарем, поднял голову. Шерсть на морде его была мокра от слез, горло чуть подрагивало.
Буян припал на колено и погладил лохматую голову.
— Уж поверь, что твоя боль мне ведома, — молвил он, — но и вы меня послушайте и поймите, что не лгу я. Смерть Кощееву боги наши в землях далеких сокрыли, чтоб он сам не смог ее заполучить. В ларце том погибель для всех богов наших славянских — коли заполучит ее Кощей, власть свою установит над миром. А кому такое надобно — то Властимир лучше моего знает, не раз уж с ними сталкивался.
— Опять они? — ахнул князь. — Но ты вроде как их прогнал…
— Да было такое. Прогнал — и с той поры за нами они не следят, но они хитры и не одной дорожкой ходят. Как воры — в дверь не войдут, так в окно влезут, а так не получится, то и пол подкопают. И Аги то ж — с людьми им не совладать оказалось, так они средь самих богов ищут перебежчиков…
Буян замолчал. Властимир и Мечислав поняли, что, сами того не ведая, помогали они старым, врагам своим— Не верилось лишь в одно: как боги попустили такое, как вовремя не заметили и для смерти Кощеевой лучшего тайника не сыскали?
— И что же нам делать теперь? — в тишине молвил Властимир. — Не принесем ларца — весь путь насмарку, а принесем — земли своей станем губителями.
— Чрез Водяника мне то боги поведали светлые, — ответил Буян, — от него и знак будет, что свершить. Но коли уж решили делать, то ответьте мне сейчас — согласны вы со мною али нет?
— Слышал я, у людей сердца бывают зрячими, — медленно проговорил Властимир, — так я решил: коли что, мне и света не надобно. Не захочу я смотреть на мир, из-за моей прихоти опоганенный. Я однажды уже отказывался от глаз, что мне светлые Аги в обмен на службу предлагали, и второй раз откажусь, коли нужда в том.
— Отец мой не одобрил бы, если б я его дело предал, — добавил Мечислав. — Он под богами ходит, а я что ж? Отступником веры своей стану? Не надо отдавать ларца!
Волки долго молчали, глядя то в пол, то друг на друга. Наконец волк-Синдбад вскинул морду.
— Я вот подумал, — сказал он. — Кощей с нами хитростью, так, может, и нам ему так же ответить?..
Волк-Гаральд угрюмо молчал, не соглашаясь, и Буян присел перед ним, лаская его, как собаку.
— Одно ты забыл, друг-рыцарь, — сказал он, беря голову друга в руки. — Мы зачем к Кощею отправились? За живой водой! А вода сия любое колдовство снимает. Воду-то мы у него выторгуем, а уж там не забудем ни тебя, ни Синдбада. В том веришь ли мне?
В ночь поднялся ветер, наполняя долго стоявшие пустыми паруса. Корабль, как наконец-то выпущенная на волю птица, ринулся по волнам к окоему, вспарывая воду носом. Ветер не пропал и на рассвете, и, когда все поднялись на палубу, глазам их предстало синее море и белопенные волны, что разбегались в стороны. Несколько дельфинов, сверкая мокрыми спинами, догоняли корабль, играя в волнах. Ветер трепал волосы. Он тоже веселился и баловал силой своей, как конь молодой застоявшийся. Так и чудилось в его завывании заливистое ржание.
Лишь после полудня ветер немного спал, зато впереди, на краю окоема, стали заметны какие-то облачка. Даже после того, как корабль наполовину сбавил ход, он все равно продолжал быстро приближаться к ним.
Люди опять высыпали на палубу.
— Глазам не верю, — пожал плечами Гаральд. — Чтобы замок Морганы показывался в середине дня? Это что-то означает!
Рыцарь был не прав, перед самым носом корабля из тумана вырастал настоящий остров.
Облака, как туман берега озера, окутали его побережье, и казалось, что он висит в воздухе, лишь слегка касаясь воды. Несколько развесистых деревьев на вершине невысокой горы образовывали рощицу. В тишине до матросов долетали тихие голоса птиц. Клубы тумана нависли над вершиной острова, словно охраняя его.
— То нам знак, — убежденно сказал гусляр. — Боги послали нам его, чтобы вложили мы смерть Кощееву в их руки, не дали ей попасть к врагам. Мне они сие предназначили, мне и идти. Седлайте моего коня да несите ларец!
И, не дождавшись, пока все опомнятся, сам пошел в трюм. Не тратя времени, он взял жеребца за гриву, другой рукой прижал к себе обернутый мешковиной ларец. Поднатужившись, поднял его на спину коня и вскочил сам на него, сжимая конские бока коленями.
— Ты туда? — спросил Мечислав, махнув на островок. — Но ведь там его укрыть негде! Голо все, только три дерева!
— Ничего, — мигнул Буян. — Кому надо, и в трех деревьях заплутает! Ждите меня скоро!
Он ударил пятками по бокам, и золотистый жеребец птицей взвился с палубы.
Островок оказался так мал, что в три простых скачка жеребец очутился на вершине. Гусляр спешился и, неся ларец двумя руками перед собой, вошел в рощицу.
Его не было больше часа. Наконец он вышел с пустыми руками, подзывая коня, и через минуту уже стоял на палубе среди своих.
Буяна засыпали вопросами, что он так долго делал в рощице, где и младенец минуты не проплутает, но гусляр смерил всех строгим взором и пошел отводить жеребца в трюм.
