— Нечего сказать, помог, — крякнул Гаральд. — Значит, Кощей собирается нас отравить, а у нас нет шансов спастись, кроме как не пользоваться его даром?.. Но тогда все насмарку — уж лучше сделать глоточек — хуже, чем есть, не будет!
Он сел, обхватив голову руками.
В комнате повисло тягостное молчание. Люди смотрели то друг на друга, то в пол, не решаясь обернуться на молчаливого Властимира. Славяне отправились в путь ради него, и все их спутники так или иначе знали об их цели. В это время Буян лихорадочно что-то вспоминал, потирая лоб. Поднявшись, он принялся ходить из угла в угол, бормоча себе под нос.
— Чара, чара, — шептал он. — Где-то я уже слышал об этом… Ты сказал, — остановился он перед рабом, — что эта чаша может обезвреживать яды и мертвую воду делать живой?.. Эх, был бы тут Чистомысл, он бы живо подсказал… Мечислав, отец при тебе ни о какой волшебной чаше не говорил?..
— Да какой смысл? — перебил гусляра рыцарь. — Искать эту неизвестную чашу — все равно что Святой Грааль!
— А что это? — невинно поинтересовался Буян.
— Темнота языческая, — процедил рыцарь с презрением, но ответил: — Это чара, в которую кровь Господа нашего Иисуса Христа натекла от ран его, когда он на кресте висел, смерть за людей принимая…
Он уронил голову на руки, уйдя в свои мысли.
На лице Буяна понемногу начало проявляться выражение недоуменной радости, словно он наконец-то нашел ответ на трудный вопрос, причем нашел его не там, где искал. Все, удивленные, не сводили с его улыбки глаз. Только Гаральд и незрячий Властимир остались в стороне.
Оглянувшись на остановившееся лицо князя, гусляр подошел и склонился к нему, беря его руки в свои.
— Ободрись, княже, — молвил он. — Я вспомнил… Ты спасен!
— Спасен? — недоверчиво переспросил тот.
— Ну еще бы! Мне же рассказывали о Светлой Чаре, что Даждьбог из камня иссек. Обладала она даром чудным — что ни нальешь в нее, волшебную силу обретало, вода ли, кровь ли — все менялось. Сколько раз теряли ее, потом обретали, поскольку никто не мог без вреда для себя взять ее в руки — лишь чистым душой и сердцем она являлась. Где она исчезла, никто не ведает, но того, кто обладает ею, ждут беды и испытания — потому нет у нее хозяина.
Вскинувшись, рыцарь слушал гусляра, и понемногу в глазах его появлялось странное выражение — он был ошеломлен.
— Ты все о Граале говоришь, — выдавил он. — Я это от менестрелей
[47]
дома слыхал… Только еще говорили они, что тем, чьи помыслы нечисты, вообще не дано узреть ее, хоть и в чужих руках.
Буян медленно кивнул.
— Вы сами посудите, други, — заговорил он погодя. — Кощей бессмертен, а почему? Не потому ли, что может пить из источника живой воды, не считая ее? А почему так, коли известно, что вода та мертвящая? Знать, один тут ответ: есть у него в чертогах Чара, и прячет он ее ото всех людей и богов, дабы на могущество его не смогли покуситься. Надобно ее найти потихоньку да на доброе дело использовать. Нам, славянам, она скорее в руки дастся!
Речи Буяна ободрили всех, и только Гаральд оставался недоверчив, но молчал. Рыцарь не верил, что Чара, о которой говорил гусляр, и Святой Грааль — одна и та же вещь. Что в башне Кощеевой немало диковинок, никто не сомневался, но что среди них есть и искомая…
Как выяснилось, не верил в это и кое-кто еще.
Бывший раб все время просидел подле, наблюдая и слушая. И когда уже собрались было все держать совет о том, как втайне от их хозяина достать Чару, он подал голос.
— Уж вы простите меня, — сказал он, поднимаясь, — что вынужден это сказать, но вы мне благо сделали, и я не могу не предупредить вас.
Все остановились, обратившись к нему.
— Сдается мне, что нет у Кощея Чары той,—тихо молвил раб.
— Я так и знал! — вздохнул Гаральд, — Никто не может владеть Святым Граалем безнаказанно. Он либо сам собой владеет, либо им не владеет никто. А уж Кощей-то и подавно не должен его в руки брать — не сможет, погубит его святыня.
— Знать, надобно сыскать место, где он ее прячет, — решительно перебил его Буян. — Кто со мною?
— Я! — вскочил, как будто его толкнули, Мечислав. — Уж больно охота на Чару ту взглянуть — будет что отцу порассказать!
— И я, — откликнулся Синдбад. — Авось она и вправду волшебная, а я уже как-то имел дело с волшебными вещами, могу пригодиться.
— Возьмите и меня! — вдруг попросил раб. — Я весь дворец знаю и кое-что за его пределами… А потом, Кощей рано или поздно догадается, что я от его чар свободен, и тогда несдобровать мне. Уж лучше перед тем вздохнуть волей!
— Неволя никому не радостна, — смурным тоном отозвался Властимир. — Бывал я в плену, ведаю… Коли все идут, негоже мне за спинами вашими прятаться…
— Тебя никто и не забывал. — Буян обнял его за плечи. — А ты как, Гаральд?
Рыцарь угрюмо посмотрел на остальных.
— Все против меня, — обреченно молвил он. — Не верю я, что этот поход добром закончится, но иду…
Кощей словно знал что-то о своих гостях особенное. На следующее же утро пришли от него слуги — пригласить гостей в сад зелен прогуляться, обсудить дела да плату за них.
Не стали гости спорить да отнекиваться, а приглашение тотчас приняли да и сами к нему подготовились.
Кощей ждал их на высоком крыльце. Черный камень ступеней и опор почти сливался с его черным одеянием. Словно желая поразить славян и их спутников, колдун под плащ надел свои доспехи, золотом да камнями самоцветными изузоренные, на бок надел меч в богатых ножнах, на чело венец надвинул, пальцы расцветил перстнями да золотом. Десять воинов с оружием наготове стояли позади него, готовые в любую минуту броситься в бой.
Гости приехали вовремя, себя ждать не заставили, но немало удивился Кощей, увидев их. Все они тоже были разодеты в доспехи и явились верхом на лошадях, как давеча. Поравнявшись с крыльцом, всадники молча поклонились хозяину, но ни один не снял шапки, а закованный в доспехи так, что живого места не видать, Гаральд и вовсе забрало шлема приспустил.
Пораженный Кощей пристукнул посохом о пол.
— Что вижу я? — воскликнул он. — Я первый раз вам простил, потому как вы с дороги были. Но сейчас верхами негоже предо мной являться. Извольте сойти с коней или не получите воды живой, как ни умоляйте!
Он гневно сдвинул брови, воины за его спиной сделали шаг вперед.
Буян и Гаральд разом двинули коней им навстречу, въезжая на ступени. Под копытами тяжелого рыцарского жеребца крыльцо чуть подрагивало.
— А мы вовсе и не за живой водой явились, Кощей, — строго молвил гусляр. — Источник ее мы и сами отыщем, коли спорить готов. Нам угрозы твои не страшны — ты к нам не с добром, так и мы к тебе не с милостью!
