— Эй, вы там, иноверцы? — позвал он. — Как вам, удобно? Гаральд мигом вскочил и погрозил кулаком маленькой фигурке, что еле виднелась наверху, подсвеченная факелом.
— Погоди, гном! — закричал он. — Вот доберусь я до тебя — узнаешь, как с гостями поступать!
— Ты же нарушил закон гостеприимства,—поддержал его Мечислав.
Захохотал горбун, и смех его эхом заметался в коридоре и в самой яме.
— Закон? — еле вымолвил он, смеясь. — Какой еще закон?.. Раз вы попали ко мне, вы мои рабы, и только мне решать, жить вам или умереть. Джинн мой сейчас полетел за живой водой на остров Буян. Доставит он мне ее — тогда и поговорим!
Он уже выпрямился и захотел уйти, как Буян окликнул его:
— А что ты с нами сделать хочешь? Горбун нехотя вернулся.
— Мне речи и самый вид твой понравились, — важно объяснил он. — И голос твой на пение птиц райских похож. А уж диковинок ты, верно, немало знаешь… Вспоминай — будете жить пока ты мне о новых диковинах рассказывать будешь. В какой день откажешься говорить или не сможешь вспомнить новой —смерть придет тебе или кому из спутников твоих.
С этими словами он ушел, а с ним удалились все рабы и слуги.
Буян, припав ухом к стене, слушал их шаги. Наконец он выпрямился.
— Все ушли, — объявил он. — Тот вон только стоит, охраняет!..
— Хоть один, хоть тысяча — теперь нам конец, — вздохнул Властимир. — Ты тайну живой воды ему выдал. Не понял разве, зачем ему понадобилась?
— Уж, верно, не на добрые дела, — отмолвил Буян.—Да только подзабывать ты стал, Властимир, что и я не только глазами вижу. Очами и не узреть того, что истинно!
— Не беспокойся — смерть свою и нашу ты увидишь воочию, — мрачно предрек Гаральд.
— А и ты будто тайное распознать смог, — загадочно молвил гусляр. — Или кто тебе секрет мой раскрыл? —Потом, сторожко оглянувшись наверх, где не спеша бродил сторож, обнял всех за плечи, привлекая к себе, и прошептал: — Я ему солгал!
— Что?!
Буян быстро зажал рот Гаральду.
— Молчи! — зло приказал он. — Сразу я понял, что это за птица — еще когда он с нами заговорил, рук не развязав. От такого добра не жди — уродство с добром не живут. И про нашу землю он неспроста выпытывал — для него джинн издалека и девушек и богатства притаскивает. Помните, как он нас с конями приволок?.. Поведай я ему правду, он бы на край наш войной пошел, снова бы все о Змее говорили.
Вот и решил я его проверить — сказку детскую про остров ему рассказал да правдой приукрасил.
Гусляр поглядывал на друзей гордо, но Гаральд охладил его пыл.
— Нашел, чем гордиться! — молвил он. — Не слышал разве, что этот гном проклятый сказал? Вернется джинн, скажет, что не нашел воды, и поймет он, что ты обманул его. Вот тогда-то мы все и попляшем у чертей на углях!
Тут уже и Буян притих. Рыцарь сказал чистую правду. Через несколько часов придется ему или говорить правду, или смотреть, как эти чернокожие будут убивать его друзей. Он окинул всех пристальным взглядом и заметил, что Мечислав смотрит на него горящим от волнения взором.
— Что ты глядишь на меня так? — спросил он у юноши. — На что надеешься?
— На тебя. Ты все сможешь, — уверенно сказал отрок. — Помнишь, как к тебе голубь прилетел в Дамаске? Ты сможешь, я верю — мне отец про тебя рассказывал. Ты же Цвет-воду испил, а в ней вся сила земли нашей!
— Если вы все помолчите, я смогу кое-что подсказать, — перебил их Властимир. — Я слышу что-то, да только из-за вашей болтовни распознать никак не могу.
— Здесь самый Ад близко, и слышишь ты, как черти к нам ползут, — проворчал Гаральд.
Гусляр и Мечислав с двух сторон накинулись на рыцаря и зажали ему рот.
В яме установилась мертвая тишина. Сначала всем так и показалось, что прав рыцарь и шорохи — звуки подземелья, по которому идут к ним злые духи. Англичанин с трудом освободил одну руку, закрестился, мысленно проговаривая молитву Богородице. Славяне настороженно слушали тишину.
Властимир замер, насторожившись. Все не сводили с него глаз.
И вдруг он вскинул руку и указал в стену слева от себя. “Там”, — беззвучно шевельнулись его губы, и Мечислав, подойдя, помог ему склониться ухом к холодной, влажной и скользкой от плесени земле.
— И когда это кончится? — не выдержал Гаральд.
Буян с досады огрел его кулаком по спине, но Властимир выпрямился, указывая на стену:
— Там пустота. Я слышал слабое эхо — это, наверное, коридор вроде того, по которому нас вели. Кто-то по нему прошел… Коридор длинный… Выход в той стороне…
— Ага, верно, — подхватил Гаральд, — будем ждать, пока не явится ангел Господен и не проведет нас сквозь стену!
— Зачем? — совершенно серьезно ответил гусляр. — Не знаешь разве, что Властимир любой замок открыть может, лишь до него коснувшись?
— Так то замок! А стену глухую прошибить? Никаких человеческих сил не хватит!
— А человеческих и не будет, — заявил гусляр и встал во весь рост, ощупывая стены. — Вода-матушка справится! Я реку подземную чую. Наверху-то жара и пески, а они воду не держат. Вот реки здесь под землей и текут, вроде как у нас Почай-река. Только та с самого начала мира от света солнечного пряталась, а эти впотай ушли с бегом лет. В воде наше спасение…
А Аджид-паша тем временем в одиночестве бродил по своим покоям. Было здесь много золота, серебра, дорогих тканей и прочего, что в сундуки подальше от чужих завидущих глаз спрятано. Никому не доверял Аджид-паша тайну своего могущества — кабы узнал кто, что не он все сотворяет, а его джинн, не снесли бы его власти все те люди, что сейчас ему служат.
Повелось это давно — бродили по земле шайки разбойников, грабили старого и малого, богатого и бедного. Аджид был сыном атамана одной из них. И, бродя по Багдаду разведчиком, увидал он, как один старьевщик менял у какой-то женщины старую лампу на золото. И взыграло любопытство у Аджида, проследил он за этим человеком и случайно узнал, что в лампе заключен Джинн. Хоть горбат был с рождения Аджид, но ума и ловкости было у него сверх всякой меры. Не успел человек опомниться, как лампа перекочевала к горбуну.
С тех пор джинн и служил ему. Разбойники могли спокойно грабить кого захотят — джинн укрывал их от погони, выслеживал богатых путников и помогал проникать в сокровищницы. Все это Аджид выдавал за свою магическую силу — он говорил, будто сам и есть колдун, а джинна вызвал и посылает вместо себя соглядатаем, чтобы не утаили от него разбойники и малой части добычи. И стекался к нему всякий сброд — от наемных убийц до бродяг. Сейчас, более сорока лет спустя, служило ему более пяти сотен воинов, не считая слуг и рабов. Но дороже всех был ему джинн.
И только одно беспокоило Аджид-пашу — стал он стар и немощен, а наследника не было. Он давно искал средство, чтобы вернуть себе молодость, да все без толку. И вот теперь отыскал он ответ, где оно прячется. Близок был его конец, чуял его Аджид-паша. Потому и бродил в одиночку по комнате и глядел на лампу, заклиная джинна поспешить.
