— Понятно. По этой причине я и пришел. Мне не помешал бы совет. У меня в доме как раз пустует одна стена, которая так и просит повесить на нее одну из твоих картин, но заплатить наличкой сегодня я не могу.
Бенлуис улыбнулся, обнажая ряд мелких, ровных зубов.
— Боюсь, ничего не выйдет. Никто не выходит с картиной, предварительно не заплатив за нее. И почему ты закрыл лицо?
Лэш проигнорировал вопрос.
— Ты сделаешь исключение в моем случае.
— Я не делаю исключений…
Лэш дематериализовался, принимая форму позади парня, приставив нож к его горлу. Вскрикнув, охранник у двери поднял пистолет, но когда яремная вена твоего начальника на грани вскрытия, шансы очень не высоки.
Лэш прошипел на ухо Бенлуису:
— У меня была по-настоящему безумная неделя и я устал играть по человеческим правилам. Я намереваюсь продолжить наши деловые отношения и ты примешь их, не только потому, что они приносят выгоду нам обоим, но и потому, что я лично возьму ситуацию под контроль, если ты этого не сделаешь. Знай, что тебе не удастся от меня скрыться, и куда бы ты ни отправился, я везде тебя найду. Нет такой двери, которая удержала бы меня снаружи, не существует человека, способного меня одолеть, как и оружия, которое могло бы причинить мне вред. Мои требования следующие — один твой шедевр, чтобы заполнить пустоту на моей стене, и я заберу его прямо сейчас.
Если бы он узнал, от кого Бенлуис получал товар, то мог бы прямо сейчас убрать ублюдка — но это было бы преждевременно. Южноамериканец был каналом, по которому в Колдвелл пребывал продукт, и это единственная причина, почему у этого сукиного сына были хорошие шансы на сегодняшний ланч.
А не свидание с бальзамировщиком.
Бенлуис сделал вдох.
— Энзо, сегодня вечером должны прибыть картины пастелью Джошуа Три. Когда они прибудут, забери одну из них и…
— Я хочу сейчас.
— Тебе придется подождать. Я не могу дать то, чего у меня нет. Убьешь меня сейчас и ничего не получишь.
Сучонок. Хренов сучонок.
Лэш задумался, сколько осталось в багажнике «мерседеса»… с учетом того, что кокаин уже почти выветрился, оставляя за собой большую кучу скуки.
— Когда. И где.
— В то же время и в том же месте, как обычно.
— Хорошо. Но прямо сейчас я возьму пробу. — Он сильнее вдавил нож в шею. — Только не говори мне, что ты абсолютно пустой. Это выведет меня из себя… и я стану нервным. А когда я нервничаю, это может плохо кончиться для тебя. Так, к сведению.
Спустя мгновение, парень пробормотал:
— Энзо, достань для него образец из новой коллекции.
Стоящее в дали пушечное мясо, казалось, имело проблемы с усвоением информации, но увидеть, как кто-то растворяется прямо в воздухе — без сомнения было для него внове.
— Энзо. Иди. Сейчас же.
Лэш улыбнулся под прикидом «мумии».
— Да, пошевеливайся, Энзо. Я позабочусь о твоем боссе, пока ты отсутствуешь.
Телохранитель попятился назад, а затем послышался топот спускающихся по лестнице ног.
— Что ж, ты достойный преемник Преподобного, — произнес напряженно Бенлуис.
Ах, бывшее прозвище Ривенджа в человеческом мире.
— Да, так уж вышло — я занял его место.
— В нем всегда было нечто необычное.
— Думаешь, что это дерьмо было чем-то особенным? — прошептал Лэш. — Подожди и увидишь.
* * *
Вернувшись в особняк Братства, Куин сел на свою постель, прислонившись спиной к изголовью. На одном бедре лежал пульт от телека, на другой — полная небольшая бутылка Herradura, а что следующее — туго затянутая петля вокруг шеи?
Добро пожаловать, Капитан Бессонница.
В темноте светился включенный телевизор, гудя утренними новостями. Полиция обнаружила того гомофоба, над которым поработал Куин в переулке рядом с сигарным баром, и увезла его в больницу Святого Франциска. Парень отказывался дать описание нападавшего или рассказать, что произошло, но даже если бы он открыл свою пасть, это не имело значения. Город кишел пирсингованными, разодетыми в кожу, татуированными сукиными сынами — КДП может поцеловать Куина в зад.
Все равно, ублюдок никому ничего не расскажет… и Куин был готов поспорить, что тот никогда больше не рискнет избить гея.
Затем последовали самые последние новости о «Резне в фермерском доме» — репортаж сообщал кучу устаревшей информации, достаточной для того, чтобы увеличить и так уже раздутую истерию. Культы! Ритуальные жертвоприношения! Оставайтесь дома после наступления темноты!
Естественно все это было просто догадками, потому что у бригады в голубых-формах-и-со-значками ничего не было — одни только последствия и ни одного тела. И, хотя всплыли личности некоторых подонков, следствие было в тупике. Те несколько убийц, что сбежали от Братства, теперь прочно вошли в Общество Лессенинг, и никогда не увидят и не услышат о бывших друзьях и семье.
Поэтому, все что оставалось людям это в основном — работа в стиле ServiceMaster
[115]
и ничего более. К черту отдел по расследованию убийств. Все, что им действительно требовалось, так это паровой стерилизатор для ковров, дохерища швабр и целая ванна Формулы 409
[116]
. Если они думают, что раскроют это преступление, то попусту изводят бумагу с чернилами, а также дрочат полы своими ботинками.
Что на деле — фантом, который они чувствуют, но никогда не поймают.
Как по заказу, показали ролик спец репортажа «Паранормальных Расследований» — про какой-то особняк на юге, окруженный кустами, нуждающимися в хорошей стрижке.
Куин свесил ноги с края кровати и потер лицо. Лейла снова хотела прийти, но он отправил мысленный ответ о том, что истощен и собирается немного поспать.
Не то, чтобы он не хотел быть с нею, просто…
Черт возьми, она нравилась ему, она хотела его, и он ясное дело, хотел ее. Так почему же он просто не позовет ее, не сделает супругой и поставит галочку напротив пункта «главная цель жизни»?
Когда он обдумывал это, в сознании всплыло лицо Блэя, вынуждая его успокоиться и трезво взглянуть на свою жизнь, сшитую из грубого материала. Мелькавшие картины не были привлекательными и все нити, которые он начал ткать и не мог распустить или сшить вместе, внезапно стали большим, чем он смог вынести.
Поднявшись, он вышел в коридор со статуями и посмотрел направо. В сторону комнаты Блэя.
С проклятием он подошел к двери, в которую входил и выходил уже бесчисленное количество раз, не меньше, чем в свою собственную. Затем тихо постучал, не так, как обычно — бам, бам, бам.
