Пэйн подняла глаза на Избранную и подумала о той пустой комнате созерцания со всеми пустующими стульями и холодными и покинутыми чашами, не согретыми опытными руками. Теперешняя радость Лейлы, связанная с событиями, происходящими за пределами жизни Избранных, казалось, вела к еще одному неизбежному побегу. Что было бы не плохо.
Она протянула руку и коснулась плеча женщины.
— Нисколько. Воистину, я рада за тебя.
Застенчивая радость Лейлы преобразила ее из красивой к захватывающей дух женщины.
— Я так рада разделить это с тобой. Я так переполнена радостью, и нет никого… совсем… с кем можно было бы поговорить по душам.
— Ты всегда можешь поговорить со мной. — В конце концов, Лейла никогда не судила ее саму или ее мужские замашки, и Пэйн была очень близка к тому, чтобы оказать женщине такой же душевный прием. — Ты собираешься скоро туда возвратиться?
Лейла кивнула.
— Он сказал, что я могу возвратиться к нему в его… Как же он там сказал? Следующей ночью. Так я и поступлю.
— Что ж, держи меня в курсе. Воистину… мне будет интересно послышать о том, как ты живешь.
— Благодарю тебе, сестра. — Лейла накрыла руку Пэйн, и в глазах Избранной заблестели слезы. — Я была так долго не востребована, а сейчас это… это то, чего я так ждала. Я чувствую себя… живой.
— Молодец, сестра моя. Это… очень хорошо.
С заключительной подбадривающей улыбкой, Пэйн поднялась на ноги, отпустив женщину. Вернувшись в личные покой, Пэйн обнаружила, что потирает центр груди от образовавшейся в ней боли.
Роф не мог оказаться здесь так быстро, как ей было сейчас необходимо.
ГЛАВА 33
Хекс проснулась, ощущая запах Джона Мэтью.
Его запах и запах свежего кофе.
Ее веки поднялись, и она тут же отыскала его глазами в тускло освещенной послеоперационной палате. Он вернулся обратно в кресло, где развернувшись вполоборота, наливал себе в кружку кофе из темно-зеленого термоса. Он снова был одет в кожаные штаны и футболку, но с все еще босыми ногами.
Повернувшись к ней, он замер, его брови взлетели вверх. И хотя кружка с кофе была на пути в его рот, он тут же предложил ее ей.
Боже, это описывает его вкратце.
— Нет, — отказалась она. — Он твой.
Он остановился, словно решая, согласиться с ее точкой зрения или нет. Но затем поднес фарфоровый край кружки к своим губам и сделал глоток.
Ощущая себя немного более устойчивой, Хекс откинула одеяло и вытащила из-под него ноги. Когда она встала, ее полотенце упало и Хекс услышала, как Джон с шипением втянул в себя воздух.
— Ох, извини, — пробормотала она, наклоняясь вниз и хватая махровое полотенце.
Она не винила его за нежелание созерцать шрам, который все еще пересекал нижнюю часть ее живота. Не то зрелище, которое тебе захотело бы увидеть перед завтраком.
Обернув себя полотенцем, она направилась в туалет, позаботилась о своих нуждах и умыла лицо. Ее тело хорошо восстанавливалось, коллекция синяков исчезала, ноги ощущались сильнее под весом ее тела, и благодаря отдыху и кормлению от него, ее боли недолго оставались болезненными, и приносили лишь небольшой дискомфорт.
Вернувшись из ванной комнаты, она спросила:
— Думаешь, я смогу одолжить у кого-нибудь для себя одежду?
Джон кивнул, но указал на кровать. Было ясно, что сначала он хотел ее накормить, и Хекс не возражала против такого плана.
— Спасибо, — сказала она, туже натягивая полотенце вокруг своей груди. — Что у тебя там есть?
Когда она села, он предложил ей на выбор насколько вариантов еды, и она взяла сандвич с индейкой, так как не могла отказать себе в потребности в белке. Со своего места Джон наблюдал за тем, как она ела, просто попивая свой кофе, и в ту же секунду, как она закончила, он предложил ей пирожное, которое выглядело слишком заманчиво.
Сочетание вишни и сладкой глазури заставили ее присоединиться к Джону за кофе. И к слову, в тот же момент Джон уже был с кружкой, словно прочитал ее мысли.
Она расправилась с двумя пирожными и бубликом. И стаканом апельсинового сока. И двумя чашки кофе.
Что удивительно. Наверное, это его молчание так странно на нее действовало. Как правило, она оставалась безмолвна в таких ситуациях, предпочитая придерживаться своего совета и не делиться своими мыслями. Но с отчетливым присутствием Джона, она ощущала необычную потребность поговорить.
— Я объелась, — резюмировала она, укладываясь обратно на подушки. Когда он вздернул бровь и поднял последнее пирожное, она покачала головой. — Боже… нет. В меня больше не влезет.
И только тогда он начал есть.
— Ты ждал пока поем я? — спросила она, нахмурившись. Когда он встретился с ее взглядом и пожал плечами, Хекс тихо выругалась. — Ты не должен был этого делать.
Еще одно пожатие плеч.
Наблюдая за ним, она пробормотала:
— У тебя галантные манеры за столом.
Его румянец был цвета Дня Святого Валентина, и она вынуждена была признать, что ее сердце замерло, а затем забилось быстрее.
Опять же, возможно, это учащенное сердцебиение было из-за того, что она только что забросила в свой пустой желудок не менее двух тысяч калорий.
Или нет. Когда Джон начал облизывать глазурь с кончиков своих пальцев, и она поймала взглядом его язык, то на мгновение почувствовала трепетание в своем теле…
На слабое возбуждение между ее ног обрушились воспоминания о Лэше, образы вернули ее в ту спальню, к нему, лежащему сверху на ней, разводящему ее ноги в стороны своими грубыми ручищами…
— О, черт… — Соскочив с кровати, она едва успела добежать до туалета.
Ее вывернуло. Два пирожных. Кофе. Тот сандвич с индейкой. Полная эвакуация всего, что она съела.
Поднимаясь, она не чувствовала рвоту. Она чувствовала отвратительные руки Лэша на ее коже… его тело внутри нее, толкающееся внутрь и наружу…
И-и-и, это был апельсиновый сок.
О, Боже… как ей удалось проходить через это снова и снова с тем ублюдком? Кулаки, побои, и укусы… затем зверское насилие. Снова и снова, и снова… а затем последствия. Смывания его со своей кожи. Из себя.
Черт…
Еще одна волна тошноты прорвалась сквозь ее мысли, и хотя она ненавидела рвоту, та дала ее мозгу хоть какую-то краткую передышку. Это походило на то, как если бы ее тело физически пыталось изгнать нанесенную ему травму, просто взорвав ее, чтобы она смогла начать все сначала.
Перезагрузка через загрузку, так сказать.
Когда рвота прекратилась, она опустилась на пятки и уперлась липким лбом о руку. Пока воздух скользил вверх и вниз по ее горлу, внутри нее все дрожало, словно рассматривая возможность новой волны тошноты.
