О Господи, такую галиматью может нести только мужчина, который все еще вожделеет. Услышать подобное от Уильяма! Секс. Она для него – всего лишь объект сексуальных вожделений, больше ничего. Но, судя по всему, вожделеет он весьма сильно. Ну хорошо, за этот жалкий миллион, может, ей стоит разочек отдаться ему?
Должен же он хоть что-нибудь получить за свои кровные денежки! Принуждения теперь тут никакого быть не может. Сделка совершена. Терять больше нечего, впрочем, как и находить. Не на что теперь сердиться, нечем рисковать, а просто откликнуться на скулеж его либидо, как он это называет, вот и все, и не более того. Да, ему не устоять, потому что он мужчина и потому что он уже испробовал ее и знает, каково ему с ней.
– Ах, но ведь у меня теперь есть миллион, так какой же смысл мне соблазнять вас, ну сами подумайте! Правда, я еще не держу своего миллиона в руках, но полагаю, что вы, желая от меня поскорее избавиться, не станете слишком тянуть с его вручением. Да я и не советую с этим тянуть. А секс – это секс, он к делу не относится. Теперь, когда мы ничего друг другу не должны, можно и потрахаться. Я хочу вас и с удовольствием отдамся вам столько раз, сколько вам захочется или сколько вы сможете. Поверьте мне Уильям, это такие пустяки, о которых и говорить не стоит!
– В таком случае, скрепим нашу сделку поцелуем и попробуем удостовериться, до какой степени мы оба холодны и расчетливы, и не повредит ли наша холодность и расчетливость тому немногому, что требуется для соития.
С этими словами он склонился к ней и одарил обещанным поцелуем, повергшим ее в ошеломляющее смятение. Даже теперь, когда душа ее пылает от ярости, он способен возбудить ее, сердце беззащитно перед ним, оно начинает биться так гулко, будто находится не в теле человеческом, а подвешено в огромном пространстве времени. Его руки об вились вокруг нее, обжигая ее кожу сквозь тонкую ткань саронга, а когда он раздвинул ее губы кончиком языка, в ней и совсем не осталось сил. Если он и догадывается, что она испытывает, то это ее сейчас совсем не волнует. Какая там гордость, вся она растворилась в его поцелуе. Даже его противостояние и показная холодность, от которой леденеют губы, все это стало неважно, все куда-то исчезло. Пусть думает, что хочет и верит, во что хочет, это сейчас уже ничего не может изменить. Он презирает ее и решил наказать, дав ей понять, чего она лишается на весь остаток своей жизни. Хорошо, неважно!.. Главное, что они, пусть ненадолго, но опять вместе.
И все же его поцелуй не был одним только наказанием. Джесс чувствовала, как он становится все проникновеннее. Какая бы холодность ни сковывала его, она чувствовала, как пробуждается в нем страсть, ощущала его тело, его напряженную плоть и вспоминала его слова о том, что ей возбудить его не удастся. Нет, она может его возбудить, еще как может, но не было в том ни радости, ни триумфа. У него это всего лишь рефлекторная реакция.
И вот поцелуй прекратился, и Джесс стояла, трепетно ожидая последующих действий и не сомневаясь, что на поцелуе он не становится. Его высокомерие не особенно ее задело, хотя по сердцу пробежал холодок.
– Вы были самой хорошей из всех, кого я знал, но время прошло. Как говорит ваша сестра, в море плавает много рыбы, рыбы там в изобилии. Я не хочу лишиться из-за вас сна, Джесс, ни в прямом, ни в переносном смысле. Спокойной ночи.
И он ушел, гордо расправив плечи и, очевидно, уже забыв ее. Джесс смотрела ему вслед, боль сжигала глаза, гнев и горечь переполняли душу, и жить не хотелось. В памяти ожили все обманы, все ужасные оскорбления, взаимные обвинения и упреки, и щемящая тоска жуткими когтями проскребла по душе. Она повернулась к морю и смотрела в его таинственную мерцающую тьму. Как они были счастливы, найдя друг друга!.. Нет, ей не совладать со своим сердцем, стоит только вспомнить их ночь любви… Лучше его она не знала мужчины, и сама была для него лучшей, она это знала, но подчас одной любви недостаточно. Их любви оказалось недостаточно, слишком много еще всего, что преодолеть невозможно.
Мысль о мщении вновь вернулась в сознание, особенно обострившись от его последних слов, от этого обилия рыбы в море. Бесспорно, он сильнее ее, непреклоннее и, судя по всему, решил продолжить жизнь свободного плейбоя. О, как она ненавидела его, как хотела отомстить даже за эту силу, причиняющую ей столько страданий и заставляющую чувствовать всю унизительность собственной растерянности и уязвимости. Да, она ненавидит его и за то, что переживает такую жалкую беспомощность и такую беспросветную тоску.
Самый древний трюк из упоминаемых в Ветхом Завете. Соблазнение. Да, она способна соблазнить его, но для нее самой это будет сущей мукой, ведь по натуре она вовсе не мазохистка. Смотреть на любовный акт как на очистительное средство, нечто вроде слабительного. Но пусть это послужит для нее суровым уроком. Кроме того, ей надо восстановить равновесие, собрать силы для будущего, и что, как не месть, поможет ей в этом. Если удастся отомстить по-настоящему, потом и помереть не жалко. Сколько раз в жизни ее обманывали, околпачивали, предавали, вечно у нее не получалось ничего серьезного, она даже утратила обыкновенную человеческую чувствительность, которая так украшает ее скромную сестру Эбби.
Теперешний удар судьбы болезненнее всего.
Но сейчас она может взять реванш. Да, та единственная ночь, проведенная ими в Нью-Йорке, никогда не забудется. Возможно ли повторить это? Нет, конечно. Теперь они оба наверняка будут знать, что это их последняя ночь. Для нее – нечто вроде приема слабительного, чисто гигиеническая процедура, а для него – игра с опасной женщиной, которая напоследок может. вонзить в него свое смертоносное жало.
Уверенная, что Эбби все еще охвачена глубоким сном, Джесс с тревогой думала о ее судьбе. Возможно, когда кончится весь этот ужас, девочка действительно обретет свое счастье с Оливером, но для этого она, Джесс, должна им как-то помочь. Но как? Скорее, она навредит им, ибо то, что она задумала сделать с проклятым Уильямом, наверняка заденет и Оливера. Может, плюнуть на все и уехать в Америку? С ее знаниями и опытом без хорошей работы она там не останется. Просто срам, что она не подумала о таком варианте еще до того, как заварилась вся эта тошнотворная каша. Эбби такая добрая, преданная сестра, всегда была с ней в трудную минуту, а Джесс ничего хорошего для нее не сделала. Напротив, близка к тому, чтобы разрушить их любовь с Оливером.
Джесс ненавидела себя за это и решила, что непременно должна что-то сделать для счастья сестры. Можно уехать, а позже послать братьям Уэбберам письмо-признание, объяснив, почему она поступала так, а не иначе… Они поймут, что никакая она не опасная женщина, что бояться им нечего, все успокоятся, и Оливер с Эбби смогут воссоединиться.
Оливер спал в комнате в конце веранды, и Джесс, сдерживая дыхание, тихонько прокралась мимо его дверей. Комната Уильяма находилась в задней половине виллы, ближе к гостиной, с окнами, выходящими на другую часть острова. Двери из патио в гостиную были открыты, впуская в дом свежее дыхание бриза. Джесс вошла в них и остановилась, ожидая, когда глаза привыкнут к темноте. Кожа ее пылала, будто под ней пробегал какой-то летучий огонь, воспламеняемый ее мыслями. Сейчас она думала о том, что решила сделать.
