Рхиоу пошатнулась и заморгала, ей никак не удавалось понять, о чем он говорит.
Минутку, минутку… Парк. Оххра… Самка-эххиф, требующая, чтобы Вечные Силы пришли ей на помощь, выполнили ее желание…
И ведь они пришли!
Но приказать Вечным Силам явиться – это же невозможно! Они только посмеются!
Нет! – подумала Рхиоу. Мысль была чьей-то, не ее собственной. – Это твоя идея! – бросила она древней Змее. – И случившееся с моей Хухой – тоже была твоя идея. Как и то, что случилось с братьями и сестрами Арху и чуть не случилось с ним самим. Не желаю я больше иметь дела с твоими идеями! Ты всегда думаешь только об одном, и с меня хватит!
Изменить форму… – подумала Рхиоу. – Изменить восприятие Одинокой Силы… Для этого потребуется могущество Вечных Сил.
Восприятие всех прочих тоже можно изменить…
Рхиоу снова с усилием поднялась на ноги и открыла рот, стараясь найти правильные слова.
– Пусть оно придет! Пусть оно придет ко мне: я велю!
Немедленно ее заполнила невообразимая сила; заклинание словно взорвалось в ней. Рхиоу пошатнулась от хлынувшей в нее неуправляемой мощи, лишилась способности видеть, слышать, говорить, чувствовать что-либо, кроме бушующего внутри пламени, рвущегося наружу, жаждущего совершить… Что? Но сила не знала, что она хочет совершить.
В этом-то всегда и заключается проблема, – сказал звучный голос в душе Рхиоу. – Силу нужно обуздать, иначе все будет уничтожено. Держи ее в узде до тех пор, пока к тебе не придут нужные, слова.
Однако нужные слова Рхиоу знала.
– Что сталось с моими детьми? – воскликнула Рхиоу. Она узнала голос – он был ее собственный, но и чей-то еще. Внутри у нее, казалось, пылало солнце, и его жар готов был вырваться наружу. Горе и ярость Рхиоу не исчезли, но теперь из их глубин родилось великое спокойствие, знание о том, что все еще будет хорошо. Гнев и спокойствие уравновесили друг друга – это было именно то равновесие, которого не хватало заклинанию. – Где Ааурх Воительница, и Саррахх Разрушительница, заблудшая, но дорогая мне? И что за участь постигла моего супруга, почему померк свет его глаз, без которого и мое собственное око подернулось мглой?
Земля затряслась, Дерево закачалось, сама Гора содрогнулась.
– О Змея, предстань передо мной, ибо не закончена еще битва!
Рхиоу не могла еще поверить в собственную силу. Она переполняла ее, так что взрыв энергии заклинания казался теперь не более сотрясающим мироздание, чем бурчание в животе. И еще Рхиоу с трудом верила своим глазам: древняя Змея, сама Одинокая Сила, смотрела на нее со страхом. Да, в ее глазах были ярость и разочарование, но все-таки в первую очередь – страх.
Только и всего? – с изумлением подумала Рхиоу. – Достаточно одной фразы, одного слова, одного приказания?
Здесь и сейчас ответ, по-видимому, был «да».
– Ответ и прежде был таким, – сказала Прародительница Иау – сказала голосом Рхиоу.
Змея начала очень медленно отползать от Дерева; при этом глубокая рана в его стволе вновь начала кровоточить – сиять бледным светом.
Ну нет, не выйдет! – с яростью подумала Рхиоу. – Куда это ты собралась?
Рхиоу на мгновение отвлеклась от Змеи – стоило ей шевельнуть лапой, и земля под ней затряслась, – однако испуг ее был недолгим: внутри нее, как ее неотъемлемая часть, была Первая, ничуть не боящаяся собственной силы.
Рхиоу ужасно смутилась. Даже в самых безумных мечтах не могла она представить себе, что заклинание приведет к такому результату; она никогда не посмела бы думать о себе и о Первой как о едином целом.
– Ох, повелительница, прости меня… я хочу сказать… я…
– Не извиняйся, – донесся до нее мысленный голос Иау; в нем прозвучала усмешка, тут же сменившаяся озабоченностью. – Боги обычно не извиняются – по крайней мере в присутствии Одинокой Силы. Скажи ей то, что ей надлежит услышать. У нас еще много дел.
Рхиоу стояла неподвижно, чувствуя себя пронизанной всеобъемлющим величием, потом подняла голову: она вспомнила о той статуе в «Метрополитен-музее» – бледной холодной копии оригинала.
– Разве не я Первая, – воскликнула она, – и разве не я лишаю силы смерть и дарую силу жизни? Позволю ли я тьме поглотить дорогих мне? Их жизнь – часть меня, и я даровала им жизнь: пока я жива, никогда они полностью не исчезнут, а меня уничтожить ты, Змея, не можешь, и не можешь победить мою силу в них. Так восстань из пепла, дочь моя Ааурх, и да исцелится твоя гибель; темный сон развеялся, пробуждение наступило!
Там, где на камне лежали черные обугленные останки, началось движение, вспышка пламени… Если горение может обратиться вспять, именно это и произошло. Пламя родилось из ниоткуда, наполнило поверженную фигуру, окружило ее – не холодный белый огонь потока энергии, а золотой огонь, сгустившийся солнечный свет, живой и полный сил. С ним пришла плоть; фигура обрела форму, встала на ноги, встряхнулась – и гордо огляделась, полная гнева и веселья. Это была львица, каждый волосок на шкуре которой сиял золотым пламенем, которую венчало Солнце, и глаза ее пылали ярче и яростнее, чем само светило.
– Я здесь, мать моя и повелительница, – сказал голос Ааурх Воительницы, Могучей, Уничтожающей Огнем, – и одновременно Сааш. Рхиоу чуть не рассмеялась от радости при звуке этого голоса, тоже полного смеха.
– Ох… Прародительница… Сааш! Нет, я имею в виду… – Рхиоу все-таки рассмеялась: удивительно, как трудно найти слова, когда понимаешь, что ты неожиданно стала единым целым с Первой. Ведь невероятно глупо обращаться с мольбой и благодарностью к самой себе! – Сааш, с тобой все в порядке?
Львица захихикала.
– Ты что, шутишь? Я же мертвая – или по крайней мере была мертвой. Однако огонь – моя жизнь, как и моя смерть. – Сааш снова усмехнулась. – Что ж поделаешь, таков связанный с профессией риск.
– Восстань, Саррахх, дочь моя, и да исцелятся твои раны, восстань и ополчись с нами вместе против древней Змеи, пытавшейся отравить твой дух!
Простертое тело, в мучениях царапавшее когтями камень, подняло голову и медленно наполнилось темным сиянием – ночь и лунный свет, сияние звезд и темнота космоса, олицетворение противоречий и неоднозначности… Ни одна из его сторон не становилась менее значительной от присутствия другой. Огромный тигр поднялся и встал рядом со своей родительницей; в глазах его пылало ужасное знание – знание о прошлом и о будущем, о решениях правильных и неправильных, об опасном равновесии действия и бездействия. Эти устрашающие глаза оглядели собственное тело и внезапно в ужасе расширились.
– Посмотрите на меня! Нет, вы только посмотрите на меня! Я же кошка!
Иау Зажигательница Звезд вздохнула.
