Она старалась не думать ни о приснившемся сне, ни о странной связи этого сна с ее дневной находкой, но ничего не получалось. Она крутилась, вертелась, но отделаться от этих мыслей никак не могла, пока не почувствовала, что уже совсем не хочет спать, да и лежать в кровати больше не в состоянии. Сара включила свет, села, оперлась на подушки, подумала еще немного, ей стало душно, она открыла окно, но и это не помогло, и Сара решила пройтись по саду.
Она сменила ночную рубашку на джинсы и свитер, вытащила спортивные туфли и куртку. Решив, что теперь она может противостоять любым сюрпризам ноябрьской ночи, Сара вышла из спальни.
Проходя мимо комнаты Байкера и Салли, Сара услышала тихие голоса, разговор прерывался приглушенными взрывами смеха, и Сара снова остро ощутила свое одиночество. Из комнаты доносилась запись Джона Рейнборна
[22]
, и нежные звуки гитары еще долго провожали Сару, хотя голоса Байкера и Салли уже не были слышны. По дороге Сара мысленно называла комнаты, через которые проходила. Однажды летом они с Джеми попытались дать названия всем комнатам в Доме, но сдались, не дойдя и до половины, и решили, что уж лучше пусть комнаты сами приобретают имена, чем снабжать их случайными названиями.
Выйдя в сад, Сара пошла по первой подвернувшейся дорожке, зная, что, несмотря на все изгибы и повороты, дорожка непременно приведет ее к холму в центре сада. Пока Сара шла по ней, она снова вспомнила свой сон и стала думать, что он может означать. Джеми говорит, что если очень постараться, то докопаться до смысла всегда можно.
Погрузившись в размышления, Сара повернула и оказалась перед статуей Минотавра.
[23]
Луна ярко освещала полированный мрамор, и Сара на мгновение застыла, вспомнив фигуры с головами животных из своего сна. Потом она узнала статую.
— Привет, — тихо сказала она, подняв руку. — Как дела?
Минотавр молчал, как и подобает камню, и, улыбаясь, Сара пошла дальше.
Благодаря какой-то акустической хитрости, из-за которой в открытые окна Дома не доносился шум с улицы, здесь, в саду, Сара все еще слышала музыку, раздававшуюся из комнаты Байкера. Это был далекий звук, такой же тихий, как шуршание последних осенних листьев над головой, но все же Сара различала мелодию и, подпевая ей, не торопясь, двинулась дальше, кивая на ходу статуям и заставляя себя ни о чем не думать, шла, куда несли ее ноги. Идти, напевая, было легко. Ни о чем не думать было куда труднее.
Она дошла до середины сада и села на одну из скамеек. Здесь было тихо. Сюда не доносились даже звуки гитары. Фонтан молчал, его выключили с наступлением холодной погоды. Сара посмотрела в ночное небо, без особого труда нашла Орион, созвездие Большого Пса и Малую Медведицу. Луна опустилась, пропала где-то на западе, ее уже не было видно.
Ночное небо успокоило Сару. Или хотя бы помогло разложить все по полочкам. Она перебирала в памяти дневные события — как нашла рисунок и шаманский мешочек, как прошел вечер в Доме, как она увидела сон. Разложив все таким образом, она поняла, что позволила себе увлечься. Или, по крайней мере, у нее слишком разыгралось воображение. Этим и объясняется приснившийся ей кошмар.
В ее дневной находке было что-то необычное. Думая об этом, Сара вертела кольцо на пальце. Нечего отрицать, что это кольцо — одно из тех сокровищ, о которых постоянно говорит Джеми. Рисунок можно считать наградой. А мешочек — восхитительная загадка. Его содержимое было и забавным, а если вспомнить о кольце, то и ценным. Но это и все.
И тем не менее Сара не могла отделаться от донимающей ее мысли, что все как-то связано между собой, что обязательно случится что-то еще и найдется какой-то ключ, который объединит обрывки ее мыслей, и хоть это и не станет разгадкой, но по крайней мере будет являть собой нечто целостное. Однако, вспомнив привидевшегося ей кошмарного зверя, Сара задним числом подумала, а хочется ли ей узреть такую целостную картину? Теперь она лучше понимала, почему Джеми так привержен своим исследованиям. Ему всегда кажется, что разгадка где-то близко. Только надо ли стараться ее искать?
Вернувшись в спальню, Сара надела свежую ночную рубашку и забралась в постель. Стоит ли стараться понять? Она вспомнила цитату из Фрэнсиса Бэкона
[24]
, которую любил повторять Джеми: «То, что заслуживает существования, заслуживает и того, чтобы о нем знать». «Ладно, — подумала Сара, зарываясь в подушку и засыпая, — ладно, прежде всего надо выяснить, существует ли это все на самом деле, а уж потом стараться понять».
Она знала, что утром все будет если не яснее, то, во всяком случае, не так страшно. Она слишком устала, чтобы бояться повторения кошмара, и потому постаралась заснуть и внезапно провалилась в сон, прекративший ее дальнейшие рассуждения. И, благодарение богу, сон был глубокий, без сновидений.
Глава третья
Киеран Фой проснулся, как раз когда его поезд подтягивался к перрону вокзала в Оттаве. Он упаковал рюкзак, скатал постель и, положив сверху гитару в чехле, устроил все это на соседнем сиденье. Поеживаясь в своем старом бушлате, он терпеливо ждал, когда поезд со свистом и скрежетом остановится и радио прохрипит о прибытии на конечную станцию.
Киеран надеялся, что Жан-Поль приедет его встретить, как и обещал. Киерану не хотелось добираться на автобусе, к тому же он опасался, что после покупки билета на поезд денег на автобус у него не хватит. Вот что значит не обращать внимания на деньги. Когда они нужны, их вечно не оказывается. Если завтра будет хороший день, он пойдет в Молл и поиграет там часок-другой. Если, конечно, Молл на прежнем месте. Господи милостивый, сколько же он не был в Оттаве? Всего три или четыре года? Почему же сейчас ему кажется, что это город из другой жизни?
Он свернул сигарету и едва успел закурить и спрятать кисет с табаком в карман, как объявили о прибытии. Киеран повесил на плечо рюкзак, подхватил гитару, вышел в проход и размашистой походкой человека, привыкшего жить на природе, направился к выходу. Он кивнул священнику-иезуиту, с которым ехал от самого Галифакса, подчеркнуто избегая остальных пассажиров.
На перроне Киеран посмотрел на небо. Звезды здесь ничем не отличались от звезд в Новой Шотландии
[25]
, но там небо было куда более чистое.
Киерану уже не хватало морского воздуха, пронзительных криков чаек и крачек, прибрежных запахов, ощущения реальности мира, состоящего из камня и деревьев, а не из пластика, металла и чего-то, из чего они теперь строят дома. Nom de tout
[26]
, минуло всего полтора дня, как он уехал из Галифакса, а ему кажется, что прошел целый год.