Всю ночь он лежал без сна, один в брошенном жилище, на жесткой незастеленной койке, и думал, думал…
Что-то страшное грядет в мир. И только он один во всем свете знает об этом. Должно быть, это Девы Небесные послали видения своему слуге, чтобы тот остановил надвигающийся кошмар. «Но что ты можешь сделать один, слабый и беззащитный, против неведомой силы, подчиняющей себе город за городом, страну за страной?» – малодушно спрашивал разум (тогда уже стало известно о сожжениях в Хаалле и Эдельмарке). «Можешь и должен! – отвечало сердце. – Неслучайно из миллионов смертных избран именно ты! Не грех ли это – сомневаться в выборе Дев?»
Наутро он запер дверь родного дома на замок, отдал ключ соседям и пошел на север. Туда, по слухам, еще не добралась злая ересь, и молодой, наивный хейлиг надеялся разбудить народ, открыть людям глаза, предупредить… Он пересек границу Эренмарка и пошел от города к городу, от села к селу, полуголодный, измученный и одинокий. Он проповедовал на площадях и перекрестках, он кричал, он взывал, но слушать его никто не хотел. Повсюду люди смеялись над ним. Для них злом была Тьма, Свет же воплощал добро, и они не хотели понимать, что может быть иначе…
– Да, простому народу в это, конечно, трудно поверить, – понимающе кивнул полукровка, одетый как высокий чин Ночной стражи; сердце молодого хейлига сжималось при одном взгляде на него, он знал, как опасны и жестоки могут быть такие люди, если заподозрят в ком-то посланца Тьмы – а кем еще может быть человек, провозгласивший Свет худшим злом, нежели сама Тьма? – Ладно, доедай свою кашу…
Разговор происходил в маленьком, неопрятном и, несмотря на базарный день, почти пустом заведении с многообещающим названием «Услада Регендала». Едва стащив странного хейлига с телеги, Йорген вдруг понял, что его надо немедленно накормить, и свернул в ближайшее столовое заведение. Однако «Услада» ожиданий не оправдала, кормили здесь так, что не каждый кнехт позарится. Мельхиор, однако, набросился на еду волком, поэтому рассказ его вышел прерывистым и затянутым.
– …да поскорее. С нами пойдешь.
Мельхиор выронил ложку.
– Куда?! – Его внутреннему взору отчетливо представилась холодная каменная темница с решеткой на окне.
– Останавливать надвигающийся кошмар, – усмехнулся стражник, и двое спутников его многозначительно переглянулись меж собой. – Ты же этого хотел, избранный?
Хейлиг понял, что стал пленником.
Глава 11,
в которой Кальпурций Тиилл обретает родственника, а начальник Ночной стражи вынашивает преступные планы и переживает душевное потрясение от встречи с отцом
Не два волка в овраге грызутся —
Отец с сыном в пещере бранятся…
А. С. Пушкин
Что-то в печальном повествовании молодого хейлига не давало Кальпурцию покоя всю ночь. Что-то он упустил, какую-то очень важную деталь… Силониец лежал без сна, ворочался с боку на бок, напрягал память, силясь в точности припомнить слова рассказчика. «Матушка звала Хансом», «Швелльхен неподалеку от Хайделя», «мать – потомственная ведьма, и родня добывает на жизнь тайным ремеслом», «покинули Гизельгеру морем», «пустой дом в Хайделе»… НЕУЖЕЛИ?!
– Йорген!!! – шепотом вскричал озаренный Тиилл. – Вставай!!! Веди меня к нему!
Тот сел, моргнул сонно.
– К кому? Зачем? Что случилось-то?! – Он наконец проснулся.
– Мне надо видеть Мельхиора! Немедленно!
– А до утра он не может подождать? – ворчливо осведомился ланцтрегер.
Может, притом прекрасно, с раскаянием признал Кальпурций. Никакой особой срочности дело не имело, и беспокоить ради него людей определенно не стоило.
– Да ладно, пойдем, все равно не спим уже. – Йоргену самому стало интересно, что так встревожило друга Тиилла среди ночи. – Только ты крадись потихоньку, чтобы остальных не перебудить. – На эту ночь они остались у Дитмара, заняли одну из верхних комнат, а Мельхиора заперли в кладовке вместе с матрасом, одеялом и поганым ведром: что-то подсказывало Йоргену, что новый знакомый непременно попытается удрать.
– Ну конечно, я буду тихо! – горячо заверил силониец и впотьмах налетел на пустой доспех, который Дитмар, прямо скажем, сдуру установил возле двери – сколько раз сам в детские годы в отчем замке от подобных «украшений» страдал?!
Понятно, что всякий смысл «красться» тут же отпал. И в кладовку они спустились втроем с Легиваром; фон Раух-старший в ту ночь на патрулирование не вышел, спал дома и был разбужен вместе со всеми, но встать не пожелал. Не спал и Мельхиор – грохот пустого железа достиг даже его импровизированного узилища. Бедный хейлиг выглядел настолько загнанным, что смотреть было жалко. Такой вид бывает у приговоренных к казни, – похоже, парень ожидал чего-то подобного.
Но силониец, обычно деликатный и чуткий к чужим страданиям, в особенности его душевного состояния на этот раз вникать не стал, с ходу начал допрос:
– Мельхиор, скажи, как зовут твою мать?!
Гизельгерец вытаращил на него непонимающие глаза, пролепетал ошарашенно:
– Эмма ее зовут. Эмма Хагель, в девичестве Нахтигаль…
– Ну!!! – Силониец подпрыгнул от восторга, хлопнул себя руками по бокам. – Ну!!! Что я вам говорил!!! – Хотя на самом деле он не говорил ровным счетом ничего. – Это он!!! «Хенсхен из Швелльхена»! «Бедняжка Хенсхен»! Как же я сразу-то не догадался!!!
– Откуда… – прошептал хейлиг, у него вдруг перехватило голос. – Откуда тебе известно, как называла меня моя матушка?! – Его бледное лицо сделалось совсем белым, он был на грани обморока.
– Ха! – хохотнул Кальпурций. – Еще бы мне не было это известно, если с твоей кузиной Гедвиг мы уж год как женаты и ждем наследника, твоя мать фрау Хагель гостит у нас в доме каждый день, твоя сестра Зельма зовет меня «братец Тилль», и твоя кошка Элизабет напрудила мне в туфлю!
Реакция Мельхиора была бурной. Он упал в объятия новообретенного родственника и разрыдался. Его уложили спать в покоях, побега можно было больше не опасаться. А Легивар Черный сказал друзьям мрачно:
– Сдается мне, Девы Небесные тут ни при чем, и если он действительно избранный, то не ими. Этот парень – потомственный колдун, хоть и необученный. Видения его по природе своей ничем не отличаются от тех, что заставили его мать бежать в Силонию. Вряд ли он будет нам полезен.
– Но и не повредит, – возразил Йорген. – А себе может повредить, если оставить его без присмотра. После пережитых страданий его душевное здоровье оставляет желать много лучшего, и мы обязаны позаботиться о нем, ведь он родственник Гедвиг. Возьмем его с собой в Нидерталь.
Силониец с горячей благодарностью взглянул на друга.
Еще какое-то время они лежали без сна, и Кальпурций рассказал о Мельхиоре то немногое, что знал со слов родни. В семье потомственных чародеев к молодому человеку, пренебрегшему и делом предков (весьма, надо сказать, прибыльным, дающим стабильный доход и положение в обществе), и собственной природой и ставшему на стезю служения Девам, относились с некоторой долей жалости. Глубокую религиозность его воспринимали как своего рода душевное расстройство.
