Йорген на всю жизнь запомнил тот бой – столько вервольфов разом он потом долго еще не встречал.
На волков-перевертышей охотятся по ночам. Днем их невозможно отличить от нормальных людей. А кто захочет взять на душу грех убийства, пусть и случайного? Стояла морозная, снежная зима. Сосны застыли, увенчанные белыми шапками. На дороге сугробы лежали по колено, в чащу было и вовсе не пробраться без лыж. Сквозь дымку серого неба проглядывало яркое, чуть расплывчатое пятно полной луны. И гадкий, заунывный вой висел над лесом, холодил кровь хуже любого мороза.
Отряд, ведомый лагенаром Нидерталем, вошел в село. Оно тогда уже было мертвым – ни одного огонька в окошке, ни единого дымка над крышами – у вервольфов нет привычки освещать жилище и топить печи, им и так хорошо, даже когда в человечьем обличье бегают. В домах все было покрыто инеем, и вода в ведрах промерзла до дна. Но жилье не пустовало: в каждом на полу валялись свежеобглоданные кости, и все тряпье, что имелось в хозяйстве, было собрано в одну большую безобразную кучу-лежбище, от нее остро воняло звериной мочой: самцы метили свои владения. «Фу-у, – подумал тогда Йорген, – как самим не противно в такой вонище валяться? Плохо, плохо быть темной тварью!»
И сам же чуть ею не стал, да еще безносой. Щелкнула зубастая пасть – едва успел отшатнуться и всадить в брюхо серебряный нож… Да, долго тогда провозились, чуть не до утра. Ну ничего, тварей постепенно перебили, и малолетних волчат рукавицами собрали в мешок. Потому что, если вервольф-детеныш никого не успел лишить жизни самостоятельно, любой колдун способен обратить его в человека. Одна сложность – ничего из прошлой жизни в его памяти не останется, даже говорить будет учиться заново. Не беда. Маленькие еще, наверстают. Зато ловить их было весело, интереснее, чем убивать крупных чудовищ. Хоть и не менее опасно. Цапнет такой щенок зубом – самому придется заново учиться говорить, и то если повезет. Когда человеку уже минуло тринадцать лет, трудно угадать, детеныш из него получится или взрослый вервольф…
Почему они тогда это село не сожгли? По-хорошему, полагалось спалить и пепел разметать, чтобы не заводилось разное в опустевших домах. Да уж больно хороши были постройки, сложенные из великолепных, мощных, грубо отесанных бревен, крытые дорогой привозной черепицей, украшенные резными перильцами и балкончиками. Дитмар пожалел жечь. Сказал, пусть стоят. Надо же когда-то выяснить, действительно становятся проклятыми опустевшие из-за Тьмы дома или это всего лишь предрассудки и со временем в заброшенных селах снова можно будет жить. Спалить-то легко – труднее построить…
Вот и стоит с тех пор придорожное селение Вольфшпур само по себе, без хозяев. Заселять его пока никто не торопится. Но и не сожгли до сих пор, значит, особого зла в нем тоже не замечено. Ну пусть дальше стоит, ждет лучших дней…
На Кальпурция Тиилла пустое село произвело тягостное впечатление. Добротные дома не успели сильно обветшать, только оконные рамы почернели, крылечки подгнили, и из-под черепицы пробивалась трава.
По его же просьбе зашли они внутрь богатого дома вдвоем с Йоргеном – маг и хейлиг не захотели. Ожидал, там все будет нетронуто, как при хозяевах, разве что пыль скопилась за восемь лет, плесенью будет пахнуть, паутина свиснет с потолка… Он ошибался. Внутри было настоящее звериное логово с остатками былых кровавых пиров, даже запах темных хищников не выветрился до конца.
– Налюбовался, друг мой? Уходим? – Йорген подошел тихо со спины, положил руку ему на плечо. От неожиданности Кальпурций отшатнулся со вскриком. – Ох, извини! Я не хотел тебя пугать!
– Что тут у вас?! – Легивар ворвался в дом с оружием на изготовку.
– Ничего страшного. Я Тииллу на ногу кочергу уронил, – лихо с ходу соврал Йорген, и Кальпурций был ему благодарен. Не хотелось выглядеть чувствительным, будто хейлиг Мельхиор.
Несчастное селение осталось позади. Ничто не изменилось в окружающей природе. Солнце светило по-прежнему ярко, разве что не в лицо, а в спину, но так даже лучше. Птички весело щебетали, высоко в кронах сосен шумел ветерок… Но обманчивому ощущению безмятежного покоя силониец больше не поддавался. Перед глазами стояла вонючая куча плесневелого тряпья, слежавшегося за долгие годы в липкую бесформенную массу, и посреди нее – обглоданная добела берцовая кость со следами мощных клыков… Когда посреди некогда богато убранной комнаты с буфетом, исцарапанным когтями, и часами с боем, опрокинутыми набок, Кальпурций увидел эту безобразную картину, у него комок к горлу подкатился, хоть и бывал он в землях Тьмы и много дурного там повидал. А Йорген зачем-то ткнул кость кочергой (той, что якобы на ногу упала) и вымолвил отрешенно: «Да, кому-то здесь не повезло…» Он давным-давно ко всему привык.
Ночевка в четвертом форте обошлась без воплощенных снов. Йорген на этот раз был осторожен: яйцо оставил во дворе, жезл – в конюшне и только с медальоном своим расстаться не пожелал, хоть маг и уговаривал отдать его на хранение смотрителю.
– Ну что ты так боишься его из рук выпустить? Всего-то на одну ночь! Что с ним может случиться?
Йорген был неумолим.
– Просто ты не знаешь Каспара Муста, а я знаю его с детства. Он медальон непременно потеряет.
– Он повесит его на шею и будет мирно спать всю ночь. И даже если соберется куда-то выйти, мимо нас не пройдет. Никуда не денется твой агнец, поверь! Мало места наверху. Негде ему там теряться.
Ланцтрегер на это скептически фыркнул:
– Каспар Муст найдет где потерять, уж поверь! Этот человек не теряет лишь то, что прочно к нему приросло.
– Что ты имеешь в виду? – удивился Кальпурций Тиилл. Ему живо представилось, как к тощему голому телу смотрителя прирастают, пуская корни, ножи, кошельки, амулеты и тому подобная мелкая утварь, обычно склонная теряться.
– Я имею в виду, что пока вроде бы никто не слышал, чтобы Каспар Муст забыл дома правое ухо, или утратил нос по пути в уборную, или обронил где-то ступню. Все остальное он теряет: оружие, одежду, обувь, указы с печатями… Однажды, помню, вообще пустую бочку на сорок ведер потерял.
– Как же это можно потерять бочку, да еще такую огромную? Сорок ведер – это же человек спокойно поместится! – не поверил колдун.
– А вот и можно! – В голосе ланцтрегера звучала едва ли не гордость за уникальный «талант» подчиненного. – Мы сами удивлялись, когда узнали.
– Должно быть, украл кто-то, – сообразил Мельхиор, заинтригованный настолько, что даже вечернюю молитву прервал. – Не могла она просто так потеряться.
Но Йорген и эту теорию опроверг:
– Ерунда! Здоровенная, старая, к тому же дырявая бочка – кому такая нужна? Мы-то ее вместо клетки использовали, после облав сажали туда вервольфовых щенков. Пока этот дурень ее каким-то образом не потерял. А ты предлагаешь доверить ему необычайной ценности магический артефакт! Нет уж, пусть лучше при мне будет. Бог даст, пронесет!
Бог дал, пронесло. Снилась Йоргену стая вервольфов, но не простых, а огненно-рыжих, потому что в столице теперь в моде такой цвет. Вроде бы показывает ему этих вервольфов сам молодой король Видар и пеняет: вот, дескать, в Штрандхейме и Оберзее уже все твари правильные, а у вас в Норвальде до сих пор неправильные, серые. Разве это по-рыцарски? Надо пойти и перекрасить. От такой «завидной» перспективы – гоняться по дремучим лесам родного ландлага с ведром киновари и перекрашивать тварей ночных – ланцтрегер даже проснулся. Огляделся в панике…
