Зато колдовской лес Вальдбунда замечал все, что творится под его пологом. Путники постоянно чувствовали на себе чей-то внимательный и, пожалуй, враждебный взгляд, следящий за каждым их движением. Переговариваясь меж собой, они невольно понижали голос, но были уверены, что чьи-то чуткие уши все равно улавливают каждое их слово. Ощущение чужого присутствия было столь сильным, что время от времени то один, то другой из наших путешественников резко оборачивался, надеясь застать врасплох таинственных наблюдателей. Но те умели в нужный момент скрыться от посторонних глаз, ведь это был их лес и их колдовство… Только один раз проворный Йорген успел заметить серую тень, мелькнувшую меж замшелых стволов. Или это ему только показалось?
Так было днем. Что же готовила им ночь?
Сами они готовились к ней очень обстоятельно. Задолго до темноты выбрали место, показавшееся чуть более сухим и возвышенным, чем другие участки леса. Собрали много хвороста и дров, потом занялись колдовством. Точнее, Йорген занялся, а Мельхиору было велено молиться об успехе его предприятия. Тот смутился: все-таки любые чары в нашем мире идут скорее из мрачного Хольгарда, чем из дивного Регендала, и вряд ли Девы Небесные станут добрыми помощницами в таком богопротивном деле. Так он и намекнул спутникам своим, очень осторожно, чтобы не обидеть.
– Ладно, тогда просто помолись о спокойном ночлеге, а богопротивные дела я возьму на себя, – легко согласился Йорген, он и не думал обижаться.
Не так-то легко вычертить просторную пентаграмму посреди лесной чащи – деревья мешают. То в один ствол упрется линия, то в другой, а должно ей быть непрерывной и прямой, изгибы не допускаются. Еще очень желательно, чтобы лучи вышли равновеликими, иначе неравномерной получится защита. В общем, пришлось Йоргену помучиться, поползать, выбирая нужные направления. Ничего, справился. Настал черед рун: ис – лед или смерть, хагалаз – разрушение, наутиз – нужда, каун – виселица или чума, гагль – распятый на столбе, эйваз – защита, турисаз – врата, хагаль – неизбежная беда… Всего пятнадцать рун, по три на каждый луч, одна другой опаснее и чернее! У бедного хейлига от всего этого волосы дыбом встали, все-таки он не ожидал, что колдовство будет настолько темным!
– Что же ты хочешь, если я сам – наполовину темная тварь и колдовству учился в Нифльгарде, – пожал плечами «чародей».
– Да? – пролепетал Хенсхен. – А я думал – в Реонне, в академии…
– Академия была позже, – пояснил Йорген. – И вообще, такому в ней не учат. Ну что ты стал, как конь перед оковой? Заходи! – Он подтолкнул парня к спасительной черте, еле заметной во мху. – Видишь, темнеет уже.
Солнце скатилось к западу и погасло. Холодные, сырые сумерки стремительно сгущались над лесом. Мир утратил все краски, кроме серой и синей. Из ложбин и овражков длинными язычками, похожими на скопище бесплотных гайстов, выполз туман. В сплетениях ветвей, в старых корягах и вывороченных корнях стали угадываться очертания неведомых миру чудовищ. Где-то что-то завыло, заухало: может, зверь, может, тварь. Стало жутко. Друзья поспешно завели внутрь пентаграммы лошадей, занялись костром. Но хейлиг все медлил, топтался снаружи.
– Ах, не знаю, можно ли мне… Ведь я слуга Дев Небесных… Что они скажут?.. – лепетал он бестолково.
Но Йорген его понял. Одним резким, стремительным движением сгреб за шкирку и водворил внутрь своей колдовской конструкции.
– Все, можешь не переживать. В пентаграмме ты не по своей воле: сопротивлялся, как мог, но тебя затащили силой. Значит, пред Девами своими ты чист, греха на тебе нет… А хочешь, свяжу для большей убедительности?
Нет, этого Мельхиор не захотел. Очень уж страшно было бы лежать связанным посреди ночного, полного опасностей леса. Его милость ланцтрегер Эрцхольм сами пожаловались, что недостаточно яркой вспышкой откликнулась пентаграмма на его заклинание. Вдруг да не сработает колдовская защита в зачарованной чаще?
Ничего, сработала. Хотя за ночь ей пришлось выдержать не одну атаку.
Первым притащился шторб в полуистлевшей одеже углежога. Какой-то он был вялый, неинтересный, видно, и ему древняя природная магия была не по нутру. Ходил вокруг, загребая ногами, спотыкался как пьяный и горестно подвывал. Йоргену это скоро надоело, он вышел из пентаграммы и прикончил тварь коротким осиновым колышком, «чтоб не маячил». Едва успел вернуться обратно – явились еще две твари, похожие на очень крупных крыс, может, темные, может, нет, и все, что осталось от шторба (он оказался довольно свежим, плоть подгнила, но полностью еще не разложилась), подъели с большим аппетитом. Сказали «спасибочки» на старом северном наречии, что в наше время осталось в ходу лишь по ту сторону Фенн да здесь, в вальдбундской глуши, шаркнули ножкой и ушли сами, гнать не пришлось.
– Вежливые какие, одно удовольствие с ними дело иметь! – умилился Йорген. Он был рад, что не поленился разделаться со шторбом: приятно оказать кому-то услугу, пусть даже незнакомцам.
– Редкостная пакость! – с чувством выпалил Легивар. От вида кошмарной трапезы его чуть не стошнило. И силониец с хейлигом на этот раз были полностью с ним согласны.
За крысами были прекрасные бледноликие девы с распущенными белыми волосами до пояса, в белых воздушных одеяниях до пят – целых тринадцать штук. Состояли они из плоти и крови или были сродни гайстам, со стороны трудно было разобрать. Однако намерения у них оказались самыми дурными. Они принялись танцевать в свете луны, очень удачно, как на заказ, выкатившейся над лесом, и делали это, надо сказать, очень красиво: кружились, плавно взмахивая руками в такт нежной мелодии, звучащей ниоткуда, а может, возникающей непосредственно в голове невольных слушателей, мелко перебирали маленькими босыми ножками, весьма обольстительно поводили голыми плечами… Приятно посмотреть, если не знать, с какой целью затеяно это представление. А цель у темных тварей всегда бывает одна: выманить и сожрать. Ночные танцовщицы исключением не были, Йорген их намерения чувствовал очень ясно, это позволяло ему не поддаваться очарованию. Спутники его тоже держались стойко, двоим хватало собственных колдовских сил и молитвы, третьего поддерживало воспоминание о страстно любимой супруге и будущем наследнике. Так что старались плясуньи напрасно – только голод свой разжигали. От этого их миловидные поначалу личики постепенно приобретали все более хищное выражение: глаза разъезжались к ушам и начинали отсвечивать красным, неприятно по-бычьи раздувались ноздри, маленькие ротики растягивались в зияющие пасти, оснащенные частоколом длинных и тонких, как иглы, зубов. Другие части тела тоже претерпели изменения. На пальчиках изящных ручек и трогательных голых ножек выросли длинные грязно-желтые когти – ими красавицы рыхлили мох не хуже любого кабана. Из-под воздушных белых подолов вывалились длинные розовые хвосты. Теперь уж ни для кого не оставалось сомнений в темной природе тварей.
– Любопытно, как такие называются? – с легкой паникой в голосе пробормотал бедный Мельхиор, за плечами которого не было опыта путешествия в земли Тьмы. Ведь троих наших друзей такой малостью, как хвостатая дева, было не испугать.
