— Тогда притворяйтесь, — кровожадно посоветовал я, — или мой первый урок покажется вам пикником по сравнению со вторым.
Гаррисон с воплем бросился через ринг, широко размахнулся и нанес зубодробительный удар правой. Вместо глаз у Брента остались щелки, поэтому он даже не углядел летящего кулака. Крепко получив по челюсти, он зарылся носом в брезент. Гаррисон повалился на него, и я присудил нокаут обоим.
Публика снова поднялась на ноги и разразилась львиным ревом. Я сроду не видел любителей бокса в таком дурном настроении. В зале было жарко, и в этом, похоже, все винили меня. Толпа так вопила, что я едва не оглох. Снаружи мог обрушиться весь город, и мы бы этого не заметили.
Пришлось мне с помощью Джонни оттащить бесчувственных полутяжей в раздевалку, после чего я приказал Джонни поскорее выставить на ринг Брока и Кинана.
Мое очередное появление в зале встретило такой бурный прием, что готов поспорить: его услышали в Австралии. Я хотел вежливо улыбнуться, но сумел изобразить только жуткую ухмылку. Я потел, как негр, Гаррисон подбил мне глаз, Брент расквасил нос, и в довершение всего публика своими издевками довела меня до бешенства.
— А сейчас… — Я с удовлетворением заметил, что зрителям меня не переорать — между прочим, это не под силу даже противотуманной сирене. — …поединок из десяти раундов, в котором сойдутся Громила Брок из голландского города Амстердама и Туз Кинан из Сан-Франциско. Эти ребята шутить не любят…
— А то мы не знаем! — перебила обезумевшая толпа, стряхивая пот с глаз и потрясая кулаками. — Давай ближе к делу, обормот! Мы тоже шутить не любим!
Испепеляя взором ближайшие ряды зрителей, я заметил некоего субчика, шумевшего за десятерых. Он был в «закопченных» очках, с длинной рыжей бородой и в надвинутой на глаза матросской шапочке. Мне стало не по себе от его устремленного на меня через темные очки горящего взгляда. Может, это нанятый моими конкурентами стрелок? Я решил при малейшем подозрительном движении расколоть ему череп и только потом задавать вопросы.
Кто-то просунул руку между канатами и дернул меня за брючину. Я увидел побледневшего Джонни.
— Стив, — прошептал он. — Теперь нам крышка. Брок смылся!
— Что? — Я непроизвольно дернулся, потом наклонился, сгреб его за ворот и протащил меж канатами на ринг. И процедил: — Развлеки этих паразитов. Спой им что-нибудь или спляши, а я сейчас вернусь.
Бегом устремляясь по проходу, я расслышал жалкий лепет Джонни:
— Господа, не угодно ли послушать «Мордой об стойку бара»?
— Не-ет! — хором заорала толпа, в которой я уже приметил знакомую персону. То был англичанин Бристол Рейни, бывалый боксер.
Я ухватил его за плечо, наклонился и прошипел на ухо:
— Брок удрал из клуба. Не хочешь взгреть Туза Кинана за двадцать пять монет?
— За такие деньги я готов взгреть самого Демпси, — живо отозвался он и поспешил за мной. В раздевалке я быстро объяснил ситуацию Кинану.
— Извини, но это не моя вина, — потея как лошадь, сказал я боксеру. — Но если ты откажешься драться с Рейни, я тебя размажу по стенам этой раздевалки.
— Я с ним подерусь, — заверил меня Кинан. — Но только он мне не нравится.
— Плевать! — бросил я, торопясь вернуться в зал, где неблагодарная толпа забавлялась швырянием пустых пивных бутылок в беднягу Джонни.
Мой громовой рев положил этому конец.
— Хватит! Того, кто бросит еще одну посудину, я своими ногами втопчу в пол! — Как ни странно, публика утихомирилась, и я добавил: — Господа, к сожалению, Брок смазал пятки. Я заменяю его Бристолем Рейни и…
Я вынужден был замолчать, потому что от рева едва не обрушилась крыша. Ничто на свете не огорчает публику сильнее, чем замена бойца.
— Гони назад наши деньги! — орали зрители.
— Ладно! — отозвался я, на миг теряя терпение. — Я верну ваши проклятые монеты, но только желающий забрать их пускай подойдет ко мне!
Все еще вне себя, я спрыгнул с ринга, и ко мне нетвердой походкой подошел здоровенный матрос.
— Хочешь забрать свои деньги? — осведомился я.
— Ага! — рявкнул он. — Я выложил за этот вшивый балаган целый доллар!
— Ну хорошо, — проскрежетал я. — Забирай!
Сунув в протянутую лапу мой последний доллар, я изо всей мочи саданул ему по скуле. Он перелетел через первый ряд стульев и успокоился среди обломков второго, задрав к потолку матросские сапоги.
— Кто еще хочет забрать деньги? — воинственно прогремел я, приплясывая от возбуждения. Во «Дворце Удовольствий» воцарилась зловещая тишина, но никто не подошел ко мне, а через минуту в проходе появились боксеры.
Воспоминания о том поединке останутся со мной до последнего дня. Иногда он мне снится, и я просыпаюсь среди ночи с воплем о помощи. То был кошмар наяву. В первом раунде Рейни схлопотал в брюхо и после этого уже не открывался. Он был подл, хитер и труслив. Кинан желал драться по-мужски, но Рейни сводил на нет все его благородные порывы. Один клинч следовал за другим, я замучился разнимать. Попробуйте-ка оторвать друг от дружки пару двухсотфунтовых громил. Только растащил, глядишь, они снова в обнимку… И так целых семь раундов, а жарища — вот-вот мозги расплавятся!
Лампы над рингом опаляли нас адовым пламенем, и все это время я сознавал, что подвергаюсь этой пытке задаром. Рейни кусался, лез пальцами в глаза противнику и в клинче падал на колени. Когда мне надоели эти фокусы и я пригрозил его вышвырнуть, он заржали сказал: «Валяй, я ведь уже получил свои деньжата!»
Короче говоря, все кончилось в седьмом раунде. На протяжении всего боя болельщики Рейни осыпали меня оскорблениями, им не нравилось, что я заставлял их любимца драться честно. В толпе их поддержали многие англичане. Но вот боксеры вышли из своих углов. Кинан размахнулся — тщетно, Рейни мигом вошел в клинч. Я, пошатываясь, приблизился, чтобы разнять, и — бац! — пивная бутылка разбивается о мой череп. Я растянулся между боксерами, секунду повисев на их сомкнутых руках, затем Рейни ухмыльнулся и злобно опустил каблук мне на подъем стопы. Я мигом очнулся и вышел из себя, забыв при этом о публике, индусе и всем прочем, кроме ухмыляющейся физиономии Рейни.
Размахнувшись от самого бедра, я впечатал Рейни по челюсти. Никогда еще мне не доводилось видеть столь восхитительного полета: кувыркаясь в воздухе, этот лимончик перелетел через канаты и уже без чувств шмякнулся на колени своим подлипалам. Толпа с ревом вздыбилась, и человек сорок с пеной у рта полезли на ринг.
Джонни взвыл и устремился к ближайшему выходу. Кинан каким-то чудом перевалился через канаты, и его поглотила свора очумелых лимончиков. Я тремя ударами уложил троих, остальные волной прокатились по мне. Их было так много, что я не мог работать кулаками. С охапкой нападающих я обрушился на пол, чтобы кусаться, царапаться, увечить. Кто-то вцепился в мою глотку, другой прижался ко мне так тесно, что я отчетливо расслышал треск его сломанных ребер; пока он орал от боли, мои зубы застряли в чужом ухе; все это время по мне градом молотили сапоги. Послышался треск рвущейся материи и кожи, затем пронзительный визг, и я понял, что в схватку вступил Майк. Неожиданно в гущу дерущихся с грозным боевым кличем прыгнул некто устрашающий, он размахивал стулом, будто цепом. Это был рыжебородый незнакомец в темных очках!
