Гордон спрыгнул на землю и передал поводья конюху, вышедшему вслед за хозяином из большого, обнесенного стеной двора. Американец был невысок, но широк в плечах и жилист. Мощный торс угадывался под рубашкой цвета хаки, а хладнокровное выражение лица не оставляло сомнений: человек этот обладает стальными нервами, закаленными в борьбе за выживание на диких окраинах мира. Черные глаза его сверкали холодным блеском, таким же, как у любого из неукротимых сынов пустыни.
— Думаю, мои враги решили дать мне умереть в старости и покое, — ответил он.
— Что это? — Ахмет ибн Миткаль замер, чутко прислушиваясь. У него не было недостатка в собственных врагах. Через мгновение из-за угла послышались странные звуки. Они-то и заставили араба насторожиться.
Гордон, тоже услышавший эти звуки, обернулся с кошачьей стремительностью; револьвер, как по волшебству, мгновенно оказался в его руке. Он шагнул к стене… Из-за угла показался человек в разорванной, превратившейся в лохмотья одежде. Надсадно дыша, он медленно полз, и при каждом движении из его груди вырывались хриплые стоны. Он упал к ногам американца, повернув залитое кровью лицо к звездному небу.
— Селим! — тихо воскликнул Гордон.
Одним прыжком он оказался за углом и, держа револьвер наготове, огляделся, но не заметил ничего подозрительного. Только голая пустынная земля, на которой шевелились тени от покачивающихся пальмовых листьев, простиралась вокруг.
Он вернулся к лежащему на песке человеку, над которым склонился Ахмет.
— Эфенди! — простонал старик. — Аль-Борак! Гордон опустился рядом с ним на колени. Селим в отчаянии сжал его руку костлявыми пальцами.
— Халима,
[23]
быстро! — крикнул Гордон.
— Нет, — выдохнул Селим, — я умираю…
— Кто в тебя стрелял, Селим? — спросил Гордон. Он уже понял, что смертельная рана старика, пропитавшая кровью всю его абу, была пулевой.
— Англичанин Хокстон, — с трудом произнес Селим. — Я видел, как он… и трое негодяев с ним… обманом завлекли этого дурака Дирдара в заброшенный дом возле Мекметского источника. Я пошел за ними, потому что знал… они задумали недоброе. Дирдар собака. Он пил спиртное, как неверный. Аль-Борак! Дирдар предал Аль-Вазира! Он нарушил клятву. Я застрелил его… через окно… но опоздал. Он не сможет их провести… но он успел сказать Хокстону… о пещерах Аль-Хоур. Я видел их караван… верблюды… семь слуг-арабов. Аль-Борак! Они отправились… к пещерам… к пещерам Аль-Хоур!
— Пусть это тебя не беспокоит, Селим, — сказал Гордон, отвечая на настойчивый взгляд тускнеющих глаз преданного слуги. — Они пальцем не тронут Аль-Вазира. Обещаю тебе.
— Аль хамуд Лиллах,
[24]
— едва слышно прошептал старый араб.
По его телу пробежала судорога, изо рта пошла кровавая пена. Суровое, изборожденное морщинами лицо застыло, и он умер прежде, чем Гордон опустил голову старика на землю.
Американец поднялся и посмотрел сверху вниз на неподвижное тело. Ахмет подошел к нему вплотную и, прикрыв рукавом рот, шепнул:
— Аль-Вазир! Валлах!
[25]
Я думал, все забыли об этом человеке. Прошло больше года, как он исчез.
— Европейцы не забывают… когда поблизости чуют добычу, — с насмешливой улыбкой ответил Гордон. — Люди на всем побережье ищут Кровь Богов… те чудесные отборные рубины, которые были особой гордостью Аль-Вазира. Камни исчезли вместе с ним, когда он оставил свет и удалился в пустыню, решив стать отшельником, в надежде медитациями и самоусовершенствованием открыть путь к истине.
Ахмет вздрогнул и посмотрел на запад за стволы пальм, где в смутной дали на огромное расстояние простиралась призрачная пустыня, сливаясь с дрожащим маревом звездной ночи.
— Тяжек путь к истине, — вздохнул Ахмет, который был любителем роскоши и удовольствий.
— Аль-Вазир — странный человек, — заметил Гордон, — но слуги ему преданы. Вот, например, старик Селим. Слава Богу, что Мекметский источник в миле отсюда. Селим полз… полз всю дорогу с простреленной грудью. Он знал, что Хокстон будет пытать Аль-Вазира… а может быть, и убьет. Ахмет, прикажи седлать моего верхового верблюда.
— Я поеду с вами! — вскричал Ахмет. — Сколько человек нам нужно? Вы слышали, что сказал Селим, — у Хокстона по меньшей мере одиннадцать человек.
— Мы не сможем его задержать в пути, — ответил Гордон. — Он сильно оторвался, у него отличные верблюды. Я собираюсь поехать к пещерам Аль-Хоур один!
— Но…
— Они поехали по караванной дороге, которая ведет к Рийядх. А я поеду к источнику Эмир-хана.
Ахмет побледнел.
— Источник Эмир-хана находится на земле Шалаана ибн Мансура, который ненавидит вас, как имам ненавидит шайтана!
— Может быть, у источника никого из его племени и не окажется, — возразил Гордон. — Я единственный белый человек, знающий туда дорогу. Даже если Дирдар рассказало ней Хокстону, англичанин не сможет найти оазис без проводника. Так мне удастся достичь пещеры на день раньше Хокстона. И я поеду один. Одинокому всаднику легче проскользнуть мимо стоянки бедуинов, чем целому отряду. Сражаться с Хокстоном — по крайней мере, сейчас — я не буду. Необходимо просто предупредить Аль-Вазира. Мы спрячемся с ним в пещерах, пока Хокстон не оставит эту затею и не вернется в Аль-Азем. А назад я отправлюсь по караванному пути.
Ахмет велел людям, столпившимся у ворот, седлать верблюда и готовить припасы в дорогу. Слуги бросились выполнять приказания.
— Вы, по крайней мере, переоденетесь? — спросил он.
— Нет, не стоит. В стране бедуинов мне все равно не придется чувствовать себя в безопасности, а потому переодевание бесполезно. Кочевники грабят и убивают чужеземцев, независимо от того, кто они, христиане или мусульмане.
Гордон проследил, как седлают и навьючивают его белого верблюда.
— Я поеду налегке, — сказал он. — Скорость — это все. Верблюду не потребуется вода до тех пор, пока не доберемся до источника. А оттуда переход до пещер недолог. Погрузите как можно меньше воды и провианта, лишь бы хватило до колодца.
Ни бурдюк с водой, ни мешок с провизией не оказались слишком тяжелы, когда хурджины перекинули на высокий горб верблюда. Это были припасы истинного сына пустыни. Коротко попрощавшись, Гордон уселся в седле, и под ударом бамбуковой палки животное встало на ноги. «Я-я-а-х!» — еще удар, и верблюд мерно двинулся к воротам. Слуги, широко раскрыв створки, встали по обе стороны ворот, провожая всадника удивленными взглядами. Глаза людей ярко блестели в свете факелов.
— Бисмиллах эль рахман эль раххим,
[26]
— смиренно сказал Ахмет, поднял руку в благословляющем жесте, когда всадник на верблюде скрылся в ночи.
