— Берите свою винтовку, — проворчал Гордон, ложась на краю выступа. — Вот они!
Арабы не остановились. Они встретили падение своего товарища яростными воплями и, подстегнув верблюдов, пустились во весь опор. Бедуины решили подъехать к началу тропы и напасть на них снизу. Отряд состоял по меньшей мере из пятидесяти человек. Однако двое белых, лежавших ничком на карнизе горы, не потеряли головы. Они прошли через горнило многих яростных сражений, поэтому хладнокровно ждали, когда всадники подскачут ближе. Тогда оба начали стрелять, не спеша и без промаха. И с каждым выстрелом один из всадников падал из седла или тяжело опускался на горбатую спину своего верблюда.
Даже бедуины не могли выдержать такой огонь. Они прекратили атаку и, повернув верблюдов назад, бросились врассыпную с такой же быстротой, как и при нападении. Пятеро из них нашли свою смерть у подножия горы. Когда остальные удирали, Хокстон снял одного из замыкающих пулей между лопаток.
Бедуины отступили за ближайший низкий каменистый холм. Хокстон погрозил им винтовкой и выругался с истинным мужским красноречием:
— Подонки пустыни! Попробуйте, суньтесь еще раз сюда, хвастуны!
Гордон не тратил время и силы на слова. Теперь он знал, что Хокстон говорил правду и не нападет на него, по крайней мере пока они отбиваются от общего врага. Однако он был уверен, что, как только эта опасность минет, англичанин выстрелит ему в спину при первой возможности. Гордон понимал, что у них плохая позиция, но могло быть и хуже. Бедуины — бывалые воины, жестокие, как волки, а их вождь жаждет отомстить им обоим и ни за что не упустит случая захватить врагов в своих владениях.
Но у осаждаемых было преимущество укрытия, неиссякаемый запас воды, а еды столько, что можно продержаться несколько месяцев. Единственной слабостью являлось ограниченное количество патронов.
Не сговариваясь, они заняли свои места на выступе. Хокстон — к северу от начала тропы, а Гордон на таком же расстоянии к югу от нее. Им не нужно было ничего обсуждать: каждый знал, что собирается делать другой. Они лежали ничком, спрятавшись за камнями, которые собрали и сложили перед собой, чтобы упрочить естественную защиту.
Вспышки выстрелов усеяли гряду холмов. Это бедуины, спешившись, залегли среди валунов и открыли огонь. Люди на уступе, не двигаясь, лежали под пулями, которые свистели вокруг и ударялись в камень возле их рук. В том положении, в каком они оказались, англичанин и американец отлично понимали друг друга. Они не тратили два патрона на одного и того же человека. Воображаемая линия, ведущая от начала тропы к гряде холмов, была разделена на два сектора. Когда голова в тюрбане показывалась из-за камня к северу от этой линии, пуля Хокстона поражала бедуина, и тот падал за валун, а когда кто-нибудь высовывался из своего укрытия и пытался перебежать ближе к горе, Хокстон прятался, а Гордон стрелял, и бегущий падал со всего маху на землю или катился кубарем, чтобы уже никогда не встать.
Из-за гряды послышался голос, звеневший от ярости.
— Это Шалаан, черт его побери! — сказал Хокстон. — Можете вы разобрать, что он говорит?
— Он крикнул своим людям, чтобы они не высовывались и были осторожны… у них есть время, — ответил Гордон.
— Это верно, — вздохнул Хокстон. — У них есть время и еда, а воду они добудут. Подкрадутся к пруду и наполнят свои бурдюки. Хотел бы я, чтобы кому-нибудь из нас удалось застрелить Шалаана. Но он слишком хитер, чтобы соваться под пули. Я видел его, когда бедуины первый раз нас атаковали. Он стоял спиной к гряде, но слишком далеко — пуля бы его не достала.
— Стоит нам его убрать, остальных через минуту как ветром сдует, — сказал Гордон. — Бедуины боятся джинна-людоеда. Они верят, что он живет в этих холмах.
— Жаль, что они не видят Аль-Вазира, — усмехнулся Хокстон. — Сколько у вас осталось патронов?
— Полная обойма в револьвере и еще дюжина винтовочных патронов.
Хокстон выругался.
— У меня самого не больше. Нам лучше бросить жребий и решить, кто из нас уйдет этой ночью, а кто останется и стрельбой будет отвлекать внимание псов пустыни. Тому, кто останется, достанутся винтовки и все боеприпасы.
— Нечего паниковать, — проворчал Гордон. — Мы уйдем все вместе, и Аль-Вазир с нами, или никто не уйдет!
— Вы безумец! Думать об этом сумасшедшем в такую минуту!
— Пусть так, но, если вы вздумаете бежать, я пущу вам пулю в спину.
Хокстон бросил на американца злобный взгляд. Наступило молчание. Оба лежали, затаившись, и наблюдали за грядой холмов, которые подрагивали в волнах жары. Стрельба прекратилась. Но они видели, как время от времени среди расщелин и камней мелькала белая одежда, когда осаждающие передвигались среди валунов. На некотором расстоянии к югу Гордон увидел группу бедуинов, ползущих вдоль тенистой расщелины, которая вела к подошве их горы. Он не стал тратить на них патроны, зная, что когда кочевники достигнут скалы, то окажутся не в самом лучшем положении — слишком далеко, чтобы достать обороняющихся пулей, а приблизиться к ним можно только по тропе. Гордон принялся изучать гору, которая служила им крепостью.
Около тридцати пещер образовывали нижний ярус. Каждая из них была связана с другой узким проходом, и все ярусы соединялись между собой выбитыми в стенах лестницами, поднимавшимися из нижней пещеры через отверстия в каменном потолке наверх. Орлиное Гнездо, в котором сидел связанный Аль-Вазир, укрытый от случайных пуль, находилось примерно в середине нижнего яруса, и тропа, пробитая в камне, вела от подножия горы прямо на карниз. Хокстон лежал перед третьей пещерой на севере, а Гордон — перед третьей пещерой на юге.
Арабы залегли полукругом, который начинался от холма в конце низкой гряды, тянулся вдоль ее хребта и упирался в другой конец. Только те бедуины, которые залегли среди валунов, оказались достаточно близко, чтобы представлять опасность. Глядя снизу вверх на карниз, они могли видеть лишь блестящие дула винтовок или заметить мелькание голов защитников горной крепости. Попасть в них было почти невозможно. Арабы и не пытались стрелять. Поэтому некоторое время царила тишина — не прозвучало ни одного выстрела.
Гордон задал себе вопрос, мог бы кто-нибудь, посмотрев вниз с гребня горы над пещерами, увидеть его и Хокстона. Он внимательно осмотрел каменную стену над собой. Она была почти отвесной. Другой, более узкий карниз, который шел вдоль второго яруса, и еще один, идущий вдоль верхнего, заграждали вид сверху. Вспомнив отвесные склоны горы, Гордон решил, что бедуины, эти жители равнин, нигде не смогут на нее взобраться.
Он обдумывал, как бы ему незаметно пробраться в Орлиное Гнездо и покормить Аль-Вазира, когда вдруг услышал слабый шорох, который заставил его напрячь внимание. Казалось, он исходил из пещер позади него. Гордон взглянул на англичанина. Тот тщательно целился, стараясь поймать на мушку кафью, которая мелькала среди валунов.
Гордон отполз от края уступа к отверстию ближайшей пещеры и скрылся из поля зрения людей, засевших внизу. В пещере он постоял, прислушиваясь. Шорох послышался снова… едва слышный, похожий на скольжение по камню босых ног. Он доносился из какой-то пещеры, расположенной на юге. Гордон крадучись двинулся в том направлении. Он прошел через соседнюю пещеру, потом в следующую… и столкнулся лицом к лицу с высоким бородатым бедуином, который взревел и взмахнул саблей. Другой, стоявший позади него человек со зверским, исполосованным шрамами лицом, вскинул винтовку. Еще несколько арабов вылезали из проема в полу.
