Через минуту они подошли к тяжелой, обитой железом двери. Приложив палец к губам, Азиза показала Гордону узкую щелочку, через которую можно было разглядеть то, что находилось по другую сторону от двери. Гордон увидел, что за дверью туннель выходит в достаточно широкий коридор. С одной стороны коридор упирался в тупик с единственной маленькой дверью — затейливо украшенной резьбой и запертой на нешуточные засовы. Вдоль противоположной стены шел ряд камер с решетчатыми дверьми. Сам коридор, не очень длинный, был освещен свисавшими с потолка бронзовыми масляными лампами.
Перед дверью одной из камер стоял внушительного роста араб в доспехах и шлеме дворцовой стражи. Крючконосый, чернобородый, с палашом наголо, он представлял собой живое воплощение значительности, обеспеченной оружием, силой и осознанием собственной власти.
Рука Азизы легла на плечо Гордона.
— Лал Сингх находится в камере, около которой стоит стражник, — прошептала девушка. — Хорошо бы убить араба без стрельбы, чтобы не поднимать лишнего шума. Огнестрельного оружия у него нет, а в своем мастерстве владения клинком он полностью уверен. Из гордости он не станет звать на помощь, пока не поймет, что побежден. Звона стали наверху, в караульном помещении, не услышат.
Гордон прикинул сбалансированность клинка, доставшегося ему от беглеца-неудачника. Это было легкое, изящное индийское оружие. Впрочем, его легкость не мешала ему быть прочным и отточенным до остроты бритвы. Рубить таким клинком было одно удовольствие, колоть же труднее, но возможно. По длине он был практически равен палашу часового.
Сосредоточившись и настроившись на поединок, Гордон открыл дверь и шагнул в тюремный коридор.
За решеткой, за спиной стражника, он успел заметить удивленно-недоверчивое лицо Лала Сингха. На скрип ржавых петель араб резко развернулся, мгновенно оценил ситуацию и почти радостно, как опытный боец в предвкушении кровавого поединка, по тигриному стремительно бросился в атаку.
С не меньшей гордостью американец бросился ему навстречу. Руки Лала Сингха до побеления костяшек пальцев сжали прутья решетки. С другой стороны коридора, затаившись за дверью, Азиза тоже наблюдала за тем, как разворачивается бой двух мастеров фехтования, бой, от которого кровь закипела бы в жилах даже у самого равнодушного наблюдателя.
Единственными звуками, раздававшимися в подземном коридоре, были шуршание подошв по каменному полу, надсадное дыхание соперников и звон стали. Сверкающие в золотистом свете ламп клинки, словно молнии, рассекали воздух. Они походили на живые существа, на языки двух гигантских, разящих все на своем пути змей. Казалось, что оружие приросло к рукам бойцов — так естественно и ловко, словно частью своего тела, владели они им. Для Азизы бой был абсолютно непонятной фантасмагорией, лишь заставлявшей кровь стыть в ее жилах. Лал Сингх же, выросший с мечом в руке, напряженно следил за каждым движением, за каждым выпадом, ударом и уходом противников, понимая, что в этом бою сошлись настоящие мастера клинка. Впрочем, понимать — еще не значит оставаться спокойным, и Лал Сингх, подобно Азизе, следил за поединком с величайшим напряжением.
На мгновение раньше араба он почувствовал едва уловимое изменение в балансе сил. А в следующий миг и сам стражник, осознав неизбежность поражения, уже набрал воздуха в легкие, чтобы отчаянным криком позвать на помощь и обеспечить тем самым отмщение за свою неминуемую гибель. Однако Гордон не дал противнику этого последнего шанса. Его меч засвистел в воздухе еще стремительнее и в какой-то момент словно играючи, едва-едва, самым острием коснулся шеи стражника. Араб повалился на пол, голова его повисла на надрубленной шее. Кровь хлынула из огромной зияющей раны. Часовой умер, не успев издать предупредительного крика.
Мгновение Гордон постоял над ним, переводя дыхание. Впрочем, сильно усталым он не выглядел, ни единой царапины не прибавилось на его теле после этого поединка. Лишь несколько мелких капелек пота над бровями выдавали пережитое напряжение.
Нагнувшись, он снял с пояса часового связку ключей. Звук лязгающего замка, казалось, вывел Лала Сингха из транса.
— Сагиб! Это безумие! Безумие приходить сюда, в это змеиное гнездо, ради меня! — воскликнул сикх. — Нет, но кто бы мог подумать, что какой-то араб умеет так великолепно владеть мечом?! Сагиб, это мне напомнило те дни, когда мы с тобой мерялись силами и мастерством в фехтовании с лучшими мечами Турции.
— Ладно, сейчас нам не до воспоминаний, — усмехнулся Гордон, распахивая решетку. — Вылезай.
Сикх шагнул в коридор. Без тюрбана, голый по пояс, весь грязный, он тем не менее выглядел по-прежнему внушительно и совершенно не казался сломленным тем, что с ним произошло.
Гордон напряженно обдумывал, как поступить дальше.
— До темноты нечего и пытаться выбраться из города, — сказал он. — Нужно ждать. Азиза, когда должны сменить часового?
— Смена происходит каждые четыре часа. Этот стражник заступил на дежурство совсем недавно — за несколько минут до нашего появления здесь.
— Отлично! Итак, у нас есть почти четыре часа.
Глянув на наручные часы, Гордон удивился, обнаружив, что находится в Шализаре дольше, чем ему это казалось.
— Через четыре часа начнет смеркаться. Как только стемнеет, мы попытаемся выбраться отсюда. Пока мы все не подготовим, ты, Лал Сингх, останешься в потайном переходе, на лестнице у двери, ведущей в мою комнату.
— Но когда придут менять часового, сразу же обнаружат, что я сбежал из камеры. Наверное, лучше оставить меня за решеткой, чтобы не давать страже точного направления поисков, — предложил сикх. — А когда все будет готово, ты придешь за мной или пришлешь девушку.
— Нет, на такой риск я пойти не могу. Ситуация может сложиться так, что я не смогу вернуться за тобой вовремя. Ничего, у нас, считай, четыре часа. А когда твое исчезновение обнаружат, общий переполох может даже сыграть нам на руку. А сейчас надо бы спрятать труп куда-нибудь.
Оглянувшись, Гордон задержал взгляд на красивой двери с тяжелыми засовами в дальнем конце коридора. Поймав этот взгляд, Азиза в ужасе воскликнула:
— Нет, только не туда, сагиб! Только не открывай эту дверь! Она ведет в ад!
— В каком смысле? Подожди, объясни толком, что находится за этой дверью.
— Я точно не знаю. Тела тех, кого в Шализаре казнят, сбрасывают с обрыва плато, и их пожирают шакалы и грифы. Сюда же, за эту дверь, вытаскивают тех, кто подвергся пыткам, но еще не умер. Что там с ними происходит, я не знаю, но кричат и стонут они отчаяннее, чем при самых жестоких пытках. Можешь мне поверить — я сама слышала крики этих несчастных. Говорят, что за этой дверью живет джинн, который отказывается питаться мертвечиной и пожирает людей лишь живыми.
— Может быть, оно так и есть, — скептически заметил Лал Сингх, — но несколько часов назад я видел, как кто-то из рабов открыл эту дверь и выставил за нее большую корзину с чем-то. С чем именно — я не разглядел, но явно это не было телом мужчины или женщины, тем более — живым.
