— Несложно было догадаться, — послышался ответ Джоата. — Ты находишься в этой коробке с тех пор, как родился?
— Я не мог находиться ни в одном другом месте, — гордо ответил Симеон, заставив свой голос прозвучать так искренне, как не удалось бы ни одному другому капсульнику.
Следующая пауза была немного дольше.
— Значит, все, что я слышал, — неправда? — предположил Джоат.
— Это зависит от того, что тебе рассказывали, — ответила Чанна, наслушавшаяся в академии россказней о многочисленных зверствах, которых наверняка попросту не было.
— Что детей-сирот запирают в такие коробки?
— Ничего подобного! — хором воскликнули Чанна с Симеоном.
— Это совсем не так, — уверенно сказала Чанна. — Хотя эту глупость часто используют, чтобы пугать детей. Программа попросту не рассчитана на здоровое тело. Начнем с невероятно высоких затрат на медицинское обслуживание и обучение. Как и на полноценное обслуживание человека в капсуле. Но это лучше, чем лишать здравый ум права на жизнь лишь потому, что его тело не может нормально функционировать. Как ты думаешь?
Ответом на этот вопрос было молчание.
— А не слышал ли ты ко всему прочему, что мозги берут у бездомных или безработных? Нет, это тоже строжайше запрещено.
— Вы уверены?
— Абсолютно! — хором ответили Симеон с Чанной.
— А я обязана это знать, — продолжала Чанна. — Мне пришлось провести в академии целых четыре года, чтобы научиться общаться с капсульниками.
И это, понял Симеон, было еще одним камешком в его огород. Почему бы ей просто не оставить его в покое? Но в одном он был уверен: невежество Джоата заставило Симеона еще сильнее захотеть усыновить мальчика, чтобы он забыл обо всех этих ужасах.
— И не важно, о каком флоте тебе рассказывали, нигде в Центральных мирах людей не делают рабами, — с чувством сказала Чанна. — От одной мысли об этом у меня вся спина покрывается мурашками.
— Даже преступников?
— В первую очередь преступников, — ответила Чанна, негромко рассмеявшись. — При громадных возможностях, которыми обладают капсульники, Центральные миры должны гарантировать, чтобы их внутренний облик соответствовал высоким моральным и этическим нормам, запомни это.
— Что такое этика? — спросил Джоат.
— Кодекс поведения, принятый в обществе, — ответил Симеон, — честность, неподкупность, личная ответственность, стремление выполнять свой долг и отвечать высочайшим нравственным нормам.
— А ты хозяин этой станции? — спросил Джоат, и его голос дрогнул от благоговейного трепета.
Чанна, услышав подобное предположение, удивленно рассмеялась.
— Хотелось бы мне, — пылко ответил Симеон.
— Помнишь мой рассказ о том, как дорого создавать и обучать людей в капсулах? Я тебя не обманывала. К тому времени, как Симеон получил образование, он уже был должен Центральным мирам астрономическую сумму.
— Ха! А ты говорила, что у вас нет рабов.
— Их действительно нет. Каждый капсульник имеет право выплатить свой долг и работать по найму. Многие так и делают, а потом располагают своим временем по своему усмотрению. Долг за капсульников из управляющего персонала, таких, как Симеон, часто выплачивают корпорации, а когда те рассчитываются с ними, то начинают работать по контракту.
— Ты уже расплатился сполна, Симеон?
— Нет, хотя моя ставка по контракту достаточно высока. Но, как я уже упоминал, у меня есть хобби…
— Ну и какое? — спросил Джоат.
— У меня есть двуручный меч и коллекция кинжалов, туда входит и флаг полка с орлом времен Гражданской войны.
[12]
— А, это клево! А огнестрельное оружие у тебя есть?
«Что делать с этими мальчишками?» — подумала Чанна.
— Ага, — охотно отозвался Симеон. — У меня есть даже настоящее кремневое ружье и М-22. И один из первых выпущенных в мире переносных лазеров!
— Не кисло! — В этот момент Джоат, казалось, забыл о присутствии Чанны. Его голос зазвучал громче, словно он снова выбирался из того убежища, в которое поспешил ретироваться. — Все виды древнего оружия.
— Все, что пожелаешь. Даже римский гладиус.
— Что?
— Вопрос по делу, — заметила Чанна.
— Короткий меч. Ему больше трех тысяч лет, — вставил Симеон. Молчание. — Конечно, это, возможно, репродукция. Но, даже если это и так, он все же чертовски хорошо выполнен для артефакта той эпохи. Я знаю, где он хранился, по крайней мере, пять последних веков. Источники свидетельствуют, что вначале им владел легендарный коллекционер Пауджитти, потом он был раскопан в руинах его виллы.
«У меня пересохло в горле, — подумала Чанна через час. — Просто поразительно, сколько всего он знает». Джоат, вероятно, ловко отвертелся от формального образования, но галдел, как галчонок, выдавал настоящие перлы по поводу всего, что ему было интересно. Она по-настоящему разозлилась. Просто преступление, что о таком ребенке, как Джоат, забыли, как о зерне, оставшемся в углу лотка. Или просто варварски проигнорировали его, сочтя совершенно бесполезной личностью, как игнорировали инвалидов до изобретения капсул. В его голосе звучала откровенная жажда знаний. Он подбирался все ближе и ближе… Она уже видела маленькую, свернувшуюся калачиком тень, а временами и блеск его глаз, когда он поворачивал голову.
— Но оружие — лишь часть того, что я коллекционировал все эти годы, — говорил Симеон. — У меня есть потрясающие стратегические игры — всех видов…
Чанна была шокирована. Неужели Симеон хочет усыновить ребенка, чтобы сделать его партнером в своих играх? Но потом она поняла, что он лишь расставляет сети.
— Я не знаю капсульников, которые усыновляли детей, но, мне кажется, это пойдет тебе на пользу, Джоат. Это принесет тебе безопасность, уверенность в завтрашнем дне и дом, который будет твоим собственным, и тебе не придется метаться из одной дыры в другую, когда отсек будут инспектировать. Ты будешь регулярно есть и ходить в инженерную школу.
Из ледяной тьмы Чанна услышала тихое «да».
— Обдумай это сегодня вечером, а? — сказал Симеон. — Завтра ты сможешь подняться и осмотреть комнату, которую я тебе приготовил. Если хочешь, поговори с Чанной и еще раз обсуди все это.
— Да, — донеслось из мрака уже более отчетливо.
— Хорошо, — прозвучал довольный голос Симеона. — Если у тебя к вечеру возникнут вопросы, просто задай их вслух — я отвечу.
Глава 4
«Какая это честь — завоевать доверие ребенка, — думал Симеон, — в особенности того, кто прошел через такие испытания, как этот малыш. Наверное, прежде я никогда не был так счастлив». Он подозревал, что это чувство и называют «трепетом», к тому же он поймал себя на мысли, что ему постоянно хочется улыбаться. После того как Джоат вышел из кормового отсека, отношение к жизни самого Симеона сильно изменилось.
