– Красиво пишешь, стервец! Хоть на что-то ты мастер.
– Уж не извольте сомневаться, ваша честь…
На лестнице послышались тяжелые шаги. Дверь отворилась.
– Заходи, Вилли! – обратился Норгаузен к новому действующему лицу.
Казалось, вошедшая туша заполнила всю комнату «Да уж, такого в бочке с пивом не утопишь, не влезет», – промелькнуло у меня.
– Сколько у нас сейчас людей, пригодных к бою? – осведомился у вошедшего комендант Ройхенбаха.
– М-м-м… – задумчиво произнес барон фон Кетвиг, – семеро было убито в «Императорском роге», Готфрида вы велели повесить… Итого… – Барон задумался. – Восемь… Девять – с сегодняшним, тем, что с пирса – раненым. Троих вы изволили послать в Лютц. Итого… – Пауза затягивалась. У толстяка были явные нелады с арифметикой. – Двадцать… – наконец выродило тело.
– Значит, у вас под рукой три с половиной дюжины бойцов да плюс нас с вами трое.
– К убитым можешь прибавить еще одного: молодой Томас помер, – поправил барона комендант. – Значит, так. Снимай засаду, собери всех в замке. Возьмешь две дюжины аршеров
[12]
, прочешите побережье. Ройте, копайте, нюхайте, но не пропустите ни малейшего следа этих негодяев! Если они попробуют где-то причалить, можете изрубить всех, кроме женщины.
– А если там не одна женщина? – В глазах барона мелькнул некий туманный огонек.
– Клянусь задницей Папы Римского, эту вы не спутаете ни с какой другой! Так вот, Вилли, слушай меня внимательно: с этой вы будете обращаться так ласково и нежно, будто это ваша любимая бабушка. И не дай вам Бог даже косо посмотреть в ее сторону.
* * *
– Лис, ты что-нибудь понимаешь?
– Только то, что здесь высоко ценят женскую красоту. Хотя манеры добиваться благосклонности дамы далеки от куртуазности. Впрочем, что возьмешь, «сумрачный германский гений»…
– Кончай упражняться в изящной словесности! А если серьезно?
– А если серьезно, то, что они гоняются за маркизой, мы уже знаем, а вот зачем?..
– А что она говорит по этому поводу?
– Она делает удивленные глаза, что ей необыкновенно идет.
– Ладно, разберемся.
* * *
– Фриц, но там же Фогинг… – неуверенно начал фон Кетвиг.
– Да что вы пристали ко мне с этим Фогингом, три тысячи чертей! Если они сунутся в Фогинг, им же хуже. Хотя сомневаюсь, чтобы они это сделали. В любом случае – мне нужна эта женщина. Если же вы не найдете ее, немедля отправляйтесь в Ольденбург и найдите там гостиницу «Черный орел». В ней вскоре должен будет остановиться некий священнослужитель рангом не ниже аббата со своей свитой.
– Как я его узнаю? – спросил барон.
– Телосложением он похож на вас, так что не ошибетесь. Впрочем, он нам не нужен. Вас будет интересовать другой человек. Он высок, худ и носит длинные волосы. Как его будут звать, это известно одному Богу. В прошлый раз, когда я его видел, его звали Готье де Вердамон. А три года тому назад, в Святой Земле, в Сен-Жан-д'Акре, его знали как Джорджа Талбота. Передадите ему это и скажете… – Норгаузен прошептал что-то на ухо Кетвигу и протянул ему «это», но что оно собой представляло, из-за обширной спины Кетвига разглядеть было невозможно.
* * *
– Лис, как тебе нравится имя Готье де Вердамон?
– Ничего, звучит впечатляюще. А ты уверен, что оно имеет к нашей истории хоть какое-то отношение?
– Не знаю. Но на всякий случай запомни.
* * *
– Ладно, Вилли. Поспеши. С Богом! – Рыцарь напутственно хлопнул барона по плечу, после чего тот стал ожесточенно протискиваться в двери.
– А теперь ты, бездельник! – обратился ко мне мой добрый «хозяин». – Чего сидишь, уши развесил? Желаешь, чтобы я их тебе приказал отрезать?
«Какой несносный характер, – подумал я. – Какой невоспитанный человечище! Наверное, у него было тяжелое детство».
* * *
– Чугунные игрушки, горшок без дна, вырванные годы… – прозвучал у меня в мозгу голос Лиса.
* * *
– Пиши, стервец! «Сейчас нами приняты все меры для ее задержания».
«Вследствие чего мы ожидаем дальнейших Ваших распоряжений по поводу места, куда она должна нами быть доставлена…» – я старательно выводил на пергаменте необходимый мне текст.
* * *
– Капитан, я чего-то не понимаю. Ты опять ввязываешься в какую-то игру? – встревожился Лис. – Сегодня же вечером мы вытаскиваем Ричарда из зиндана и прощаемся с нашими гостеприимными хозяевами. Ну их всех на фиг, пора домой, кофе стынет!
– Лис, меня терзает смутное сомнение.
– Вот не люблю я, когда ты так говоришь… Что ты там еще удумал?
– Мне почему-то кажется, что эта мышеловка рассчитана только на одну мышь.
– То есть? Что ты имеешь в виду?
– А то, что сыр здесь из крашеного картона.
– Не понял?!
– Ладно, потом объясню. Мне работать надо.
«А в случае же, если небо не будет к нам благосклонным, я имею смелость начать действовать сообразно второму Вами предписанному плану. За сим остаюсь вашего высочества преданный слуга Фридрих фон Норгаузен. Писано в канун Михайлова дня сего года, в замке Ройхенбах».
Норгаузен внимательно досмотрел, как я выписываю: «Посему прошу назначить пенсион матери латника, помянутого выше, геройски погибшего при исполнении Вашего приказа». Куртуазную концовку менять я не стал. Подождав, пока просохнут чернила, комендант еще раз скрупулезно оценил творение моих рук:
– Да, хорошо написано.
Он свернул пергамент и, капнув на свиток воском, оттиснул печать с орлиной головой и тремя гонтами.
– На вот. – Он протянул мне динарий. – Позолотите у себя в Ройхенбахе шпоры святому Георгию.
«В Ройхенбахе, говоришь? – подумал я. – Ну-ну».
До назначенного мною времени оставалось еще полдня. Как я и предполагал, в ройхенбахском гарнизоне, как и в любом подобном подразделении, нашлось немало работы для всепобеждающего слова пастыря Божия. К вечеру я уже спокойно мог писать путеводитель по замку и, уж во всяком случае, провести по нему одну-единственную экскурсию.
Когда начало смеркаться, я покинул гостеприимный кров Ройхенбахской цитадели и, меланхолично перебирая четки, засеменил в сторону поселка. Дождавшись, когда замок скроется из виду, я быстро огляделся вокруг и, подобрав полы сутаны, резво сиганул в придорожные кусты. В лесу было уже совсем темно. Спотыкаясь о невидимые корни и цепляясь своим нелепым одеянием за все окрестные кусты, я направился к условленному месту, где была сосредоточена группа захвата.
