– Пока не знаю, но, кажется, господин полицай-президент ей верит.
– Ну, это как здрасьте. Красавицы не врут, это просто истина рядом не ночевала с их словами. Шо ж ты думаешь делать с этим пасьянсом?
– Пока не знаю. Завтра в районе пяти часов меня будут ждать у господина полицай-президента.
– Ну, без проблем, сходишь, пообщаешься. Видал рекламу: бритва «Жиллетт» в одно касание уберет любой пушок с вашего рыльца!
– Беда в другом – что на это же время я зван к Екатерине Павловне. И она, должно быть, начитавшись баллад Жуковского, желает устроить мне испытание рыцарской доблести. Так что либо к ней, либо, в тот же час, к их высокопревосходительству. Вот такая комбинация.
– Ежели я не путаю, то Жуковский еще только первые стишки кропает, но то, шо все бабы стервы, это точно, – со вздохом знатока заверил меня напарник.
– Лис, – не желая дальше развивать тему, продолжил я, – скажи лучше, ты выяснил, что за беспардонный кавалер мозолил глаза прелестной Катрин?
– Все выяснил, — бойко отрапортовал Сергей. – Хлипковат клиент. После третьего наката уже в размазню пошел. Короче, зовут его Густав, тоже финансист, как наш резидент. И тоже с недавних пор барон, что роднит его с грандполицаем. А кроме того, он уже битый час поет мне о стервозности всех его знакомых баб, и тут я с ним не могу не согласиться.
– А более конкретно?
– Про дамьё-с?
– Про векселя Екатерины Павловны Багратион, в девичестве Скавронской, которые сей финансист скупил все до единого.
– А-а, так не честно, ты уже все знаешь, – разочарованно протянул Лис.
– Только в самых общих чертах, — успокоил я друга.
– А тут все черты были общие, буквально по всей Вене растыканы, – сообщил Лис. – Пока их этот толстый бобер не прикупил на вес. А так ни дать ни взять – ударник капиталистического труда. Деловой человек, весь свой ненормированный рабочий день мозолистыми руками заколачивает деньгу, времени на серенады и променады не имеет, поэтому рубит по-простому. Ежели кто ему понравился, он нехило башляет, ставит красотку на прикол и ездит к ней со всякими бруликами, соболями и прочими милыми безделушками. Все бесхитростно и очень по-немецки.
Так вот живет он себе в полном шоколаде, но тут на несчастную австрийскую голову откуда ни возьмись обрушивается наша замечательная мадам. У финансиста отваливается челюсть, он начинает захлебываться слюной и бредет к ней на мягких лапах, предлагая финансовое покровительство. Екатерина Павловна, воспитанная при императорском дворе, решает, что нос банкира неприлично короток, и начинает его натягивать.
Брулики и подарки она с милой улыбкой принимает, во всем же остальном – «я не такая, я жду трамвая». При этом долги ее светлости растут со скоростью необычайной, так что изнемогающий от страсти барон решает нанести ответный удар. Он скупает векселя и предлагает: либо в койку ко мне, либо на нары в долговую тюрьму. В этот роковой час ты застигаешь его у ног прелестницы, и вы с нейуноситесь в ритме вальса, оставив бедного Густава в печальном неведении, каков же будет ответ.
– Ответ будет «нет», – гордо отчеканил я. – Завтра же мы выкупим векселя у этого баронишки.
– Капитан, не суетись, там долгов на семьдесят тысяч с гаком. Ты шо, полагаешь, командование одобрит такой скромный букет для первого свидания?
– Принцы, князья и графы Турн – одно из богатейших семейств Европы, и я не вижу, почему бы одному из его представителей не потратить с пользой для дела какие-то ничтожные семьдесят-восемьдесят тысяч.
– Ну, ты главный, тебе видней, — настороженно отозвался не склонный к расточительности Сергей. – Но ты еще мозгами покопти, может, более дешевый вариант охмурежа найдется?
– Здесь и думать нечего. Случай прекрасный, и упускать его не стоит.
– Ты – начальник, я – дурак, – обреченно вздохнул Лис. – О, ты гляди, такса ушла, и сразу карта попёрла. Господа, не хотелось бы вас огорчать, но у меня флеш-роял!
Бал догорал, и в предрассветных сумерках утомленные забавами гости разъезжались, нахваливая прием, замечательную кухню, прекрасный фейерверк и, конечно же, танцы, блестяще устроенные великим мастером котильона мсье де Мобленом. Сам распорядитель танцев с неизъяснимой изысканностью склонялся в прощальном безукоризненно аристократичном поклоне, секрет которого ему, должно быть, передали еще в детстве, а потому, сколько ни пытайся, повторить это незамысловатое движение с той же элегантностью и грацией все равно не удалось бы.
– Мсье, – выпроводив последнего гостя, танцмейстер приблизился ко мне, – надеюсь, вы остались довольны?
– О да, маркиз, ваше искусство выше любых похвал.
– Вы позволите задать вам один вопрос?
– Конечно, все что угодно.
– Нынче в зале я видел одну даму. Она была в трауре и, кажется, наговорила вам неприятных вещей.
– Признаюсь, да, – выдохнул я. – Вам она знакома? Впрочем, чему удивляться, вы же земляки. Ее муж был лейтенантом полка швейцарских гвардейцев. Скорее всего вы действительно могли видеть мадам де Сен-Венан в Версале.
– Мне и правда довелось знавать младшего лейтенанта фузелёрной роты четвертого батальона Огюста Луи де Форестье де Сен-Венана. Но в те времена он еще не был женат, хотя, помнится, слыл прекрасным кавалером и замечательным танцором. Но эту даму я видел спустя пять лет после смерти нашего несчастного короля и при совсем других обстоятельствах. – Де Моблен поднял руку, точно утирая слезу, и продолжил с печалью в голосе: – Впрочем, к чему я занимаю ваше драгоценное время своими пустыми воспоминаниями? Если вы больше ничего не желаете, я рад засвидетельствовать свое глубочайшее почтение…
– О, нет-нет, к чему торопиться? Я не спешу и с удовольствием вас послушаю. Не желаете ли выпить по бокалу вина за наше знакомство?
– Отчего ж, – маркиз неожиданно улыбнулся с тем неистребимым галльским задором, который позволяет сохранять юность даже весьма почтенным жителям Парижа, – с радостью!
* * *
– …Таким образом, мне чудом удалось избежать гильотины, хотя вся вина моя состояла лишь в том, что в XIII веке доблестный рыцарь Шарль де Ветрам храбро сражался под знаменами Людовика Святого против сарацин и добровольно остался при короле в часы его плена. Теперь же за преданность и отвагу первого маркиза де Моблена пришлось расплачиваться мне, его потомку.
Но мир не без добрых людей, я нашел себе место учителя танцев в доме одного известного депутата конвента от департамента… впрочем, к чему такие детали? Я преподавал свое искусство дочерям этого бывшего адвоката и был бы счастлив, если бы каждый день не дрожал за свою жизнь. Быть может, вам, суровому воину, это покажется трусостью, но я не мог подобно многим юным кавалерам моего звания ходить по улицам Парижа, выбрив затылок, чтобы подчеркнуть собственную родовитость и презрение к гильотине.
