— Я не знаю, что вы задумали, — сквозь зубы, багровея, процедил контрразведчик. — Но то, что вы делаете сейчас, — это низость! Что за мелкий фарс?! Не ведаю, как вы проникли в дом моего отца, как скопировали портрет его деда, но унижать память о нем — гадко и бесчестно! Да, вы хорошо загримировали своего лицедея. Он и впрямь похож на покойного Ивана Александровича Лунева. Однако же, должен вам заметить, что мой прадед не играл в карты и уж подавно не делал долгов!
— Вот с этого дня и не делал, — очень медленно и вразумительно проговорил атаманец. — Уважаемый Платон Аристархович, возьмите себя в руки! Это не маскарад, не спектакль, как вы изволили выразиться. Вы находитесь в другом времени. Поверьте, то, что вы сейчас видели, не предназначалось для ваших глаз. В принципе для переговоров достаточно было бы и одной расписки. А как по мне, так и она лишняя. Но кто ж мог предположить, что жандармам будет вольно устроить весь этот тарарам и сорвать нашу операцию.
— Вы еще смеете называть ее нашей?!
— А то! Я ж не покладая рук в поте лица!..
— Мерзавец! — покачал головой Лунев-младший.
Сергей вздохнул и, махнув рукой, проговорил:
— Да шо я — крайний?! Пусть Чарновский объясняет, у него голова большая! Я тут в вашем прошлом свое будущее гроблю, и хоть бы кто доброе слово сказал!
— Опять паясничаете?! Да сколько же можно?
— Это я паясничаю? Вот упертый! Ладно, постойте здесь минуту, я сейчас.
Его не было чуть больше указанного времени. Первым побуждением контрразведчика было рвануть что было сил и попытаться скрыться, но в доме действительно происходило нечто из ряда вон выходящее, нечто такое, чему Платон Аристархович не мог найти разумного объяснения. И никого, связывающего известную ему реальность с этой фантасмагорией, кроме Чарновского и этого самого атаманца, увы, не было.
Как бы то ни было, сотник вернулся очень скоро, держа в руках потрепанную книгу, на обложке которой хищного вида серп начисто сносил головы двуглавому орлу. «Белый Крым, — гласило название. — Биографические очерки высшего командного состава добровольческой армии».
— Нате вот, читайте. — Он протянул контрразведчику открытый том. — Здесь без ятей, но прочесть можно.
«Лунев Платон Аристархович, — прочитал Платон Аристархович Лунев на предупредительно открытой странице, — полковник Генерального штаба и флигель-адъютант, из дворян Киевской губернии, год рождения 1871, год смерти 1920. Расстрелян красными после взятия Перекопа…» Даты, должности, награды, «…прикомандирован главнокомандующим вооруженными силами юга России генерал-лейтенантом П.Н. Врангелем к Штабу Перекопского укрепрайона…»
— Это что? — заканчивая читать сухую, но содержательную биографическую заметку о себе, негромко проговорил контрразведчик.
— Если хотите — это ваша судьба. Возможная судьба. И вот еще, обратите внимание. В книге есть небольшое посвящение.
Лунев пробежал взглядом по набранной курсивом строчке: «Посвящается 100-летию расстрела царской семьи».
— Что за бред?
— Прямо скажем, действительно черные страницы в истории России, — со вздохом проговорил подошедший Михаил Чарновский. — Тебе пока не стоило ему этого показывать.
— Это какая-то чудовищная провокация!
— Нет, господин полковник, как раз это — не провокация. Это реальность. Вернее, — он взял книгу из рук Лунева, — как уже сказал Сергей, одна из реальностей, чертовски близкая к вашей. И в ней и государь, и его супруга, и великие княжны, и цесаревич Алексей были расстреляны 16 июля 1918 года большевиками в Екатеринбурге в доме купца Ипатьева. Вы, как сами в том могли убедиться, проживете немногим дольше. О вашей семье, увы, ничего сказать не могу, след ее затерялся. — Чарновский развел руками.
— Значит, все же большевики…
— И да, и нет, — без тени усмешки на обычно ироничном лице произнес ротмистр. — И мы с вами здесь именно для того, чтобы не допустить этого.
ГЛАВА 15
В России всегда возможны два пути: наихудший и маловероятный.
С.Ю. Витте
Ротмистр Чарновский положил книгу на полку.
— Если пожелаете, после нашей беседы я предоставлю вам возможность ознакомиться с трудами многих ученых мужей, посвященных грядущим событиям этого века.
— Как скоро? — едва смог выдавить оглушенный сообщением контрразведчик.
— После нашей беседы.
— Я имею в виду, как скоро все это произойдет?
— Первая революция свершится через два года. Или, если быть точным, через два года и полтора месяца.
— А что, будет еще и вторая?
— Вы правильно уловили мою интонацию. Будет и вторая.
Они спустились по лестнице и уселись вокруг стола.
— Не желаете ли немножко коньяку? — любезно предложил конногвардеец.
— Пожалуй, не откажусь, — натужно сглотнув подкативший к горлу ком, произнес Лунев. Ему страстно хотелось верить в то, что все им увиденное, услышанное и прочитанное за последний час, просто-напросто какая-то хитрая вербовка, что Холост, Чарновский и Шультце или, как его там, Тарбеев, работают на австрийскую разведку. Но зеленевший по ту сторону каменных стен весенний сад, запах цветущих яблонь, без спросу врывавшийся в открытое окно, безумные, радостные птичьи трели, пылинки, медленно кружащие в солнечных лучах, — все это ставило жирный крест на таком простом и логичном объяснении.
— Да, господин полковник, — подтвердил хозяин дома. — Все рассчитано верно. Конечно, ловушка, в которую вы попали, была поставлена именно для того, чтобы именно вы в нее попали. Иного способа поговорить с вами по душам и убедить в целесообразности наших действий, просто не было. Вы бы нам не поверили и еще, чего доброго, охоту на нас открыли.
— Я и сейчас еще не слишком верю, — хмуро отозвался Платон Аристархович, — просто наваждение какое-то.
— Ваше право, господин полковник, ваше право! — наливая в серебряную рюмочку «Корвуазье», согласно кивнул Михаил Георгиевич. — Но должен заявить с полной ответственностью и за себя, и за соратников — мы не работаем ни на австрийскую, ни на германскую, ни на какую другую разведку в вашем мире. Чтобы осознать это, вам придется смириться с мыслью, что таких миров, как ваш или наш, — великое множество. История каждого из них своеобразна, и, что парадоксально, даже время течет неодинаково. Не спрашивайте меня почему, я не смогу объяснить. Отвечу лишь, что над этой проблемой ломали головы лучшие умы всех миров и всех эпох. Вот, скажем, этот дом. Мы его несколько усовершенствовали, но всецело он спроектирован и построен знаменитым ученым и чернокнижником императора Петра I Яковом Брюсом. Что и говорить — самое подходящее жилище для этой загадочной личности.
— Вы хотите меня уверить, что этот дом имеет, так сказать, черный ход в прошлое? — залпом осушив рюмку, поинтересовался Лунев.
