Фрейлина неспешно приблизилась к компаньонке и придирчивым взором окинула свёрнутый вчетверо кусок шёлка. Девушка держала его как-то странно, положив поверх рукавов кимоно, словно опасаясь соприкоснуться с ним обнажённой кожей.
Подозрения Мурасаки всколыхнулись с новой силой. Однако она не потеряла самообладания и сходу сочинила экспромт:
Чтобы вернуть
Младые годы, коснулась
Рукавом цветов в росе.
Но уступаю вечность
Владычице цветов.
Посланница смутилась, потупив очи в долу. Мурасаки явно дала ей понять: подарок отвергнут.
В тот же вечер Мурасаки прислуживала Нефритовой госпоже в одном из дворцовых залов. Несколько юных фрейлин, утомлённых свиданиями с поэтами, художниками и молодым аристократами, уединились за бамбуковой шторой. Они о чём-то шептались, их присутствие выдали лишь подолы многоцветных нарядов, видневшихся из-под шторы.
Нефритовая госпожа и Мурасаки обсуждали красоту сада, усыпанного первым снегом, особенно хороши ярко-красные листья дикого винограда…
Однако, в предвестии родов госпожа Акико почувствовала себя дурно и Мурасаки послала младшую фрейлину за лекарем. Сама же вышла на веранду подышать зимним воздухом. Неожиданно она услышала шелест шёлковых одежд и обернулась: перед ней стоял Митинага.
Улучив момент, он решил поговорить со своей возлюбленной:
– Прошу тебя, не принимай подарков от моей жены… – взволнованно начал он.
Мурасаки невольно подалась к нему.
– Отчего же? Неужели они представляют опасность? – спросила она почти уверенная в утвердительном ответе.
– Увы, моя супруга не в меру ревнива. И это почти после пяти лет совместной жизни. Её мать владела магией и различными снадобьями. Иногда мне кажется, что жена в своё время одурманила мой разум…
Мурасаки охватило смятение: никто никогда не желал ей зла. А что же теперь?
– При малейшей возможности, я отправлю её обратно в столицу, – пообещал Митинага. – По прежде, будь осторожна, молю тебя… Обещай мне… Я не хочу потерять тебя…
Мурасаки коротко произнесла:
– Обещаю…
– И приходи сегодня ночью в дальний павильон Цубоми. Я буду ждать…
У Мурасаки всё затрепетало внутри.
– Приду…
* * *
Новый год во дворце Цутимикадо прошёл скромно и сдержанно. Госпожа Акико и регент принимали поздравления в просторном парадном зале, выполненном в утончённом китайском стиле.
Не прошло и десяти дней после празднества, как покои Нефритовой госпожи преобразились в соответствии с предстоящими событиями. Был сооружён специальный помост из матрацев и подушек, закрытый белыми полупрозрачными занавесками. Вокруг царила суета: Митинага громко отдавал распоряжения фрейлинам, своим сыновьям, второй жене, которая проявляла особенное радение.
Мурасаки мило улыбалась госпоже регентше, однако, старалась не вступать с ней в разговор. Её до сих пор не покидало чувство, что соперница так и не оставила своих коварных планов. Мурасаки также старалась вкушать пищу вместе с фрейлинами в общем зале, опасаясь быть отравленной.
Наконец, Акико, облачённая в просторные белые одежды, взошла на помост. Монахи из соседнего храма, приглашённые Митинагой, совершили надлежащую молитву. Гости, собравшиеся тут же в покоях, затаив дыхание, ожидали появление на свет младенца.
Императрица нервничала, выказывая беспокойство по поводу того, что ребёнок мучит её и не желает покидать чрева. Весь день она не находила себе места – то вставала, то снова ложилась на многочисленные подушки. Громко читались бесконечные заклинания, призванные оборонить роженицу от злых духов. Вдобавок к монахам, что находились при государыне в последние месяцы, во дворец по приказу Митинаги призвали всех отшельников из окрестных горных храмов. Пригласили и всех столичных заклинателей, каких только можно было сыскать в этом мире, а также всех известных чиновников из Ведомства тёмного и светлого начал. К тому же Митинага приказал отправить гонцов во все известные буддийские храмы, принести щедрые пожертвования, дабы настоятели молили всех существующих Будд о здоровье дочери и её удачном разрешении от бремени.
Шло время. Нефритовая госпожа уже ощущала сильные схватки. Мурасаки, хоть и обмахивалась веером, всё же не выдержала духоты и напряжённой остановки, покинула покои и вышла в сад.
Она прошлась вдоль ручья, поднялась на мостик…
– Императрица желает видеть вас… – неожиданно послышалось у неё за спиной. Мурасаки машинально оглянулась: перед ней стояла прислужница лет двенадцати, совсем ещё юная.
Старшая фрейлина глубоко вздохнула, наполнив морозным воздухом лёгкие. И поспешила обратно в душные покои роженицы…
Войдя в них, Мурасаки показалось, что гостей стало ещё больше. В помещении царила невообразимая духота и теснота.
С одной стороны помоста разместились фрейлины и столичные дамы, с другой – заклинатели и заклинательницы всех мастей, сгруппировавшись по два-три человека. Подле каждой группы важно восседал отшельник, возносивший молитву.
В центре покоев расположились настоятели всех окрестных храмов, дружно призывая Фудомёо
[68]
. Охрипшие голоса настоятелей сливались в единый торжественный гул.
Подле фусуме за ширмами сгрудились более сорока придворных, с нетерпением ожидая появление младенца из чрева императрицы. Они стояли в такой тесноте, что не могли шелохнуться. Пожилые дамы, уставшие от ожидания, изнемогающие от жажды и духоты, украдкой смахивали слёзы, струившиеся по щекам.
Вечером следующего дня императрица в полном изнеможении изволила переместиться во внутреннюю галерею подальше от гостей, тесноты и духоты. Ей наскоро соорудили ложе, отгородив со всех сторон ширмами.
Митинага, переживавший за жизнь и здоровье дочери, как никто иной во дворце, старался держаться спокойно, однако лоб его покрывался крупными каплям пота, которые он периодически промокал рукавами кимоно.
Настоятели храмов также переместились в галерею. Они ещё громче возносили молитвы, присоединился к ним и регент, заглушая стоны Акико.
Мурасаки осталась подле старого помоста рядом с фрейлинами. Сложившаяся ситуация беспокоила её, ведь она тоже познала радость материнства и знала: как проистекают роды. А в данном случае схватки явно затянулись, Акико уже пребывала в изнеможении. Она постоянно задавалась вопросом: а если ребёнок лежит неправильно? Что же будет? Лекарь рассечёт промежность роженицы ножом?.. Неужели он даст ей умереть?..
Наконец отчаявшийся регент возопил молитву так, что дворец содрогнулся. Все присутствующие были взволнованы до крайности и не могли унять слёз.
