Глава 8
Переправившись на лошадях через Рейн вброд, друзья ступили на полудикие территории, где вперемешку с саксами обитали алеманы, признавшие власть короля Хлодвига лишь формально: сами же продолжали жить привычной для них жизнью, не меняющейся испокон веков. Жили эти племена разрозненными, отстоящими друг от друга на достаточно приличное расстояние хуторами. Жители занимались в основном тем, что раскорчевывали лесистые участки, отвоевывая тем самым все новые территории у леса, и засевали их потом неприхотливыми зерновыми культурами: ячменем, просом, сорго, чечевицей и бобами. Жизнь «лесных» людей была нелегкой, ибо напрямую зависела от прихотей непредсказуемой погоды. Часто случались неурожаи: тогда крестьянам приходилось из землепашцев превращаться в охотников и рыбаков. Лесные люди – в домене их называли колонатами
[70]
– почти не общались с внешним миром. Некоторые мужчины покидали родные места лишь в тех случаях, когда, например, требовалось сопроводить в Ахен дефенсора с телегами, груженными подушным налогом
[71]
.
На преодоление владений колонатов могло уйти два-три дня пути, после чего путешественников ждали уже земли Саксонского королевства. «Но что потом? – думал с тревогой Теодорих. – Как встретят нас саксы? Пожелают ли принять?»
Хотя саксы из-за непрерывных войн то с Хлодвигом, то с королем Бургундии и потеряли почти половину мужчин рода, однако, тем не менее, продолжали оставаться гордым и своенравным народом. С потерей Ахена и прилегающих к нему территорий владения саксов уменьшились за последние двадцать лет почти втрое, поэтому им пришлось уйти вглубь лесов и отстроить там новую столицу – Падеборн.
…Неожиданно дорога, по которой следовала троица неразлучных друзей, вывела их к хутору колонатов. В отличие от франкских селений он оказался не только никем не охраняемым, но и вообще не имеющим никаких ограждений. «Видимо, колонаты не особо заботятся о своей безопасности, – подумал Теодорих. – Да и кому, собственно, придет в голову отправлять вооруженные отряды в такую глушь?» Поскольку же спутники его были изрядно уже утомлены дорогой, он предложил:
– Давайте остановимся здесь на ночлег. Попросим приюта и еды, благо расплатиться нам, по счастью, есть чем.
Возражений не последовало, и все трое приблизились к одному из домов, наиболее зажиточному с виду. Юноши спешились, а Клерет осталась в седле, положив на всякий случай руку на навершие меча.
Крепкого телосложения колонат колол в это время возле дома дрова, а мимо него взад-вперед сновали женщины, явно хлопотавшие по хозяйству. Завидев же пришельцев, все как по мановению волшебной палочки замерли и насторожились. Мужчина поднял топор на уровень плеч, недвусмысленно намекая, что готов, если понадобится, дать достойный отпор любому.
Теодорих и Эйнар вежливо ему поклонились, давая понять, что прибыли исключительно с мирными намерениями. Неожиданно дверь жилища отворилась и на порог шагнула женщина средних лет весьма внушительных габаритов с воинственно выставленным вперед гонделаком. За ее мощной спиной маячили два мальчика лет десяти-двеннадцати, тоже вооруженные гонделаками.
– Я – Эрминетруда, вдова бывшего здешнего дефенсора, – представилась женщина с заметным саксонским акцентом. И тотчас сурово осведомилась: – Зачем пожаловали?
Теодорих вышел вперед и низко поклонился:
– Приветствуем вас, почтенная Эрминетруда! Мы – мирные путники. Хотим попросить у вас приюта всего лишь на одну ночь.
Вдова внимательно оглядела пришельцев, задержавшись взглядом на Клерет, и спросила уже более миролюбиво:
– Как же вас занесло в нашу глушь?
– Мы направляемся в Падеборн, – пояснил Теодорих.
– Стало быть, к саксам, – уточнила женщина. – Впрочем, это не мое дело. Главное, на разбойников вы и впрямь вроде бы не похожи. Посему прошу пройти в дом, места всем хватит… Только учтите: мое гостеприимство обойдется вам в три медных денье.
Охотно откликнувшиеся на приглашение гости вскоре уже усердно уплетали чечевичную кашу и овечий сыр, запивая их пахтаньем
[72]
. Покончив с трапезой, гости поблагодарили хозяйку за гостеприимство и немедленно расплатились за ужин.
Эрминетруда сгребла большой мозолистой рукой монетки со стола, явно оставшись довольной порядочностью и пунктуальностью гостей.
– Что ж, вижу, вы действительно честные люди. А с такими всегда приятно иметь дело, – одобрительно молвила она.
– Скажите, а как называется ваше селение? – поинтересовалась Клерет. После плотного ужина девушку потянуло на задушевную беседу.
– Бребьер, – коротко ответила вдова. – Теперь уж, конечно, никто и не вспомнит, что означает это слово и какого оно происхождения: франкского или саксонского…
– А почему возле вашего хутора нет не только охраны, но даже мало-мальского ограждения? – полюбопытствовал в свою очередь Теодорих.
Женщина усмехнулась.
– Мы, колонаты, работаем с землей – оружием пользуемся лишь в случае крайней необходимости. К нам сюда никто не заглядывал уже лет десять, ежели не больше… Так что вплоть до недавнего времени жили мы тихо и мирно, только вот… – хозяйка осеклась и замялась.
Друзья насторожились.
– Что-то случилось, почтеннейшая хозяюшка? – озабоченно поинтересовался Теодорих.
– Ну, если вам приключившаяся у нас история действительно интересна, – вдова окинула гостей тяжелым взглядом, – тогда слушайте…
Сидевшие на скамье у печи юные сыновья хозяйки отложили наконец гонделаки в сторону: раз матушка мирно разговаривает с гостями, значит, тревожиться не о чем. Эрминетруда же, накрыв ноги шерстяным одеялом и положив натруженные руки на колени, приступила к рассказу:
– За последний год из нашего селения бесследно исчезли пять молодых девушек. И, как чуть позже выяснилось, из соседнего селения Дуэр – столько же. Мы, потомки саксов и алеманов, издревле поклоняемся силам природы, поэтому пришли к выводу, что прогневали чем-то лесного духа Ньёрба. Возможно, слишком много отвоевали у него лесных земель, вот он и наслал на нас своего верного слугу – вервольфа. А тот, как известно, облик волка принимает лишь в полнолуние – в остальное же время ничем не отличается от нас, людей. На окраине нашего хутора жил тогда охотник Диц, и мужчины почему-то решили, что именно он и есть вервольф. Словом, ворвались они однажды в хижину Дица… – рассказчица смолкла, переводя дух. Стало отчетливо слышно потрескивание поленьев в очаге и похрапывание лошадей у входа в дом. – …и убили его. – Тяжело вздохнув, женщина незряче уставилась на языки пламени в очаге, словно забыв о слушателях.
