Двери ее охраняли люди из личной гвардии Архипрелата. Это
были неподкупные люди, всю свою жизнь посвятившие служению в Базилике и
преданные ей до мозга костей. Обычно немногочисленные охранники Архипрелата, в
силу обстоятельств своей службы, были большими знатоками церковного закона,
зачастую большими, чем люди, заседающие в охраняемой ими палате. Они
незамедлительно признали высокий духовный сан магистров Воинствующих орденов,
однако чтобы убедить их пропустить остальных рыцарей потребовалось много больше
времени. Но патриарх Эмбан, тоже проявив немалые познания в законе и предании,
объяснил им, что любой служитель церкви несомненно должен быть пропущен на
заседание Курии в случае, если он явился по приглашению любого из патриархов.
Гвардейцы согласились с этим утверждением. Рыцари же храма, несомненно,
являются служителями церкви, продолжал Эмбан. Немного еще помявшись, стражники
все же согласились и с этим утверждением и выразили свое согласие, церемонным жестом
распахнув огромные двери в Совещательную Палату. Спархок заметил на их лицах
улыбки. Конечно, они были неподкупны и во всех спорах в Курии никогда не
принимали ничьей стороны, однако же собственное мнение все же имели.
Палата Совещаний была так же огромна, как и любой другой
тронный зал, у противоположной входу стены на возвышении стоял массивный,
богато украшенный орнаментами золотой трон, осененный пурпуровым балдахином;
остальное пространство, оставляя незаполненными проход от дверей и обширную площадь
посреди зала, занимали возвышающиеся ярусами скамьи с высокими резными
спинками. Первые четыре яруса, предназначенные для патриархов, были
задрапированы малиновыми тканями. Над ними, отделенные от нижних толстыми
пурпурными бархатными шнурами, находились скамьи попроще — для непатриархов,
допущенных на заседания Курии. На кафедре, расположенной у подножия тронного
постамента, стоял патриарх Макова из Кумби в Арсиуме и монотонно читал какую-то
напыщенную речь, полную невразумительных духовных наставлений. Макова, худой, с
рябым лицом человек, оборвал речь и раздраженно уставился на входящих в
Совещательную палату патриархов Демоса и Укеры, сопровождаемых немалым
количеством Рыцарей Храма и всеми четырьмя магистрами Воинствующих орденов.
— Что все это значит? — оскорбленно воскликнул он.
— Ничего необычного, Макова, — добродушно
отозвался Эмбан. — Просто мы с Долмантом пригласили нескольких наших
братьев-патриархов присоединиться к нам на наших заседаниях.
— Я не вижу никаких патриархов! — в еще более
повышенном тоне заявил Маков.
— О, Макова, не будь таким утомительным. Всему миру
известно, что магистры Воинствующих орденов имеют тот же духовный сан, что и
мы, а значит, являются членами Курии.
Кумбийский патриарх бросил взгляд на нескладного и
изможденного вида монаха, сидящего за заваленным огромными пыльными фолиантами
и древними свитками столом неподалеку от кафедры.
— Может ли собрание выслушать мнение по этому поводу
нашего высокоученого брата-законоведа?
На лицах некоторых членов собрания отразился ужас — по всей
видимости, они уже знали, каков будет ответ.
Брат-законовед порылся среди бумаг на столе, раскрыл
несколько фолиантов, осторожно и не спеша развернул несколько свитков,
поднялся, прокашлялся и заговорил хрипловатым ломким голосом:
— Ваша светлость! Уважаемое собрание! Патриарх Укерский
абсолютно верно передал букву закона. Магистры Воинствующих орденов
действительно являются членами Курии и могут принимать участие во всех ее
заседаниях. Два последних столетия магистры не пользовались этим своим правом,
но, тем не менее, закон остается неизменен, и оно, несомненно, за ними
сохранилось.
— Статья закона, так долго остававшаяся в забвении,
может считаться недействительной, — фыркнул Макова.
— Боюсь, что здесь вы не правы, ваша светлость, —
возразил монах. — Нам известны подобные прецеденты. Общеизвестна история,
едва не приведшая к расколу церкви, когда патриархи Арсиума в течении восьмисот
лет не принимали участия в собраниях Курии из-за спора о подобающем облачении
священнослужителя и…
— Хорошо, хорошо, достаточно, — сердито перебил
его Макова. — Но у этих-то вооруженных до зубов убийц уж точно нет
никакого права присутствовать здесь. — Он взглядом указал на рыцарей.
— И снова вынужден я указать тебе на ошибку, брат
Макова, — напыщенно произнес Эмбан. — Рыцари Храма принадлежат к
религиозным орденам, а значит являются служителями церкви и могут
присутствовать здесь в качестве наблюдателей без права голоса, тем более, что
они приглашены сюда патриархами, — он обернулся и провозгласил: — Сэры
рыцари! Позвольте пригласить вас присутствовать на заседании Курии в качестве
зрителей.
Макова быстро взглянул на ученого монаха и тот утвердительно
кивнул.
— Отчего ты так кипятишься, брат Макова? — елейно
произнес Эмбан, злорадно блеснув глазами. — Неужели оттого, что доблестные
защитники святой церкви имеют такое же право находится здесь, как и эта змея
Энниас, что сидит сейчас в северной галерее, в ужасе кусая губы?
— Ты заходишь слишком далеко, Эмбан!
— Мне так не кажется, брат Макова. Не провести ли нам
какое-нибудь голосование, чтобы узнать, сколько голосов ты теперь
потерял? — Эмбан обвел палату взглядом. — Но мы, кажется, прервали
заседание… Дорогие братья патриархи и уважаемые гости, прошу вас занять места, чтобы
Курия могла продолжить переливать из пустого в порожнее.
— Из пустого в порожнее? — гневно выдохнул Макова.
— Именно так, друг мой. Пока жив Кливонис, все наши
решения не стоят и ломаного гроша.
— А этот круглый человечек может быть весьма
ядовитым, — прошептал Тиниен Улэфу.
— Однако он мне по нраву, — ухмыльнулся в ответ
генидианец.
Спархок заранее точно знал, куда ему идти.
— Ты, — прошептал он Телэну, незаметно пролезшему
в зал, спрятавшись среди рыцарей, — ступай со мной.
— А куда?
— Мы с тобой отправимся позлить старого
приятеля, — усмехнулся Спархок. Он повел мальчика на самую верхнюю
галерею, где за узким столом для чтения и письма сидел еще более исхудавший
первосвященник Симмурский, окруженный толпой одетых в черное приспешников.
Спархок и Телэн заняли места на скамье позади Энниаса. Тем временем Долмант и
Эмбан сопроводили на свободные места на скамьях для патриархов закованных в
тяжелую броню магистров.
Спархок знал, что Энниас порой может сболтнуть лишнее,
будучи чем-либо раздражен или удивлен, и надеялся, что как следует разозлив
его, сможет выведать что-нибудь по поводу несостоявшегося всеобщего отравления
в доме Долманта сегодня утром.
