О чём Ваноцца думала, так это как раз о первом причастии. Она боялась проводить его здесь, в Риме, мало ли что Лукреция скажет священнику.
– Думаю, мы проведём конфирмацию в Субьяко. Наверняка, там есть домовая церковь или часовня.
– Да, часовня. Ну, пусть будет так, как хочешь. – Согласился Родриго. – Похвально, что ты так хлопочешь о детях. Да, кстати Хуан и Цезарь уже взрослые мужчины и пора им заняться делом. Что скажешь, если я отправлю Хуана в Испанию, ему исполнилось семнадцать и он вполне может выполнять мои поручения.
– Прекрасно! А что с Цезарем?
– Мальчик, бесспорно умён и образован. Думаю, через год я добуду для него сан кардинала или архиепископа. Иннокентий VIII питает amor sceleratus habendi
[23]
и торгует кардинальскими сутанами направо и налево. Если немного подзатянуть ремешок, то вполне можно раскошелиться. Последний раз он просил за сан десять тысяч дукатов.
Ваноцца округлила глаза, названная сумма соответствовала её трёхлетнему доходу от сдачи в наём недвижимости.
– Если ты решил, что Цезарь станет кардиналом, так тому и быть, – женщина прильнула на грудь любовника.
– Ваноцца, ты ничего не просишь для себя, – заметил Родриго.
– У меня всего в достатке, – ответила La bella и поцеловала Родриго в волосатую грудь.
* * *
Ваноцца вернулась домой в карете Борджиа почти за полночь. Она потихоньку проскользнула в дом, чтобы не разбудить прислугу. Проходя мимо спальни Лукреции, она услышала голоса:
– О! Как ты хорош! Ещё! Я хочу тебя!
Мадонна замерла: голос дочери… С кем она?
– Моя королева! Ты всегда ею будешь… – вторил ей мужской голос.
– Скоро вернётся наша матушка, – проговорила обольстительница. – Хотя, какое ей дело до нас… Она опять потащилась к отцу.
– О-о-о! – Цезарь достиг апогея и упал на кровать рядом с сестрой. – Ты уверена, что рождена от Борджиа?
– Конечно, он постоянно засыпает меня подарками, хоть мать и лжёт, что покупает их сама. Я-то знаю, правду… Думаю, и ты с Хуаном – не дела Кроче. Мы все от Борджиа…
– Но почему наш отец, вернее сказать, Джорджио дела Кроче, ничего не предпримет, зная, что мать изменяет ему столько лет? – удивился Цезарь.
– Ему выгодно молчать. Он старше матери почти на двадцать пять лет и не такой страстный любовник как кардинал.
Ваноцца слилась со стеной: произошёл инцест
[24]
, то, что она боялась более всего.
– Madre di Dio!
[25]
… – шёпотом произнесла она и хотела перекреститься, но рука замерла в воздухе. Теперь женщина сомневалась, в праве ли обращаться к Богоматери.
* * *
На следующее утро Ваноцца вошла в спальню дочери, решительно настроившись на серьёзный разговор:
– Лукреция! Будь добра, перестань притворяться, что спишь.
– А, матушка вы… Все в этом доме притворяются… А я что хуже других?.. – проговорила она еле слышно, потягиваясь на кровати под шёлковым покрывалом.
Ваноцца поняла, разговора не будет, да и о чем говорить, ведь «дело» сделано. Она собралась с мыслями и пошла в атаку первая:
– Твой отец Родриго Борджиа желает забрать тебя и поселить в своём поместье Субьяко, что под Римом.
Лукреция встрепенулась: мать говорит правду, неужели?
– Собери вещи, возьмёшь с собой Сильвию и двух служанок. Отправишься завтра утром. И не вздумай перечить мне! – разъярилась Ваноцца.
Лукреция и не собиралась это делать, напротив, радуясь, что обретёт долгожданную свободу вдали от дома.
* * *
Поместье Субьяко, bonum avitum
[26]
Борджиа, было роскошным. Дом с фонтанами, скорее напоминал виллу, нежели укреплённые замки соседей землевладельцев. Лукреция наслаждалась его простором и красотой.
Она почти каждое утро садилась на лошадь и отправлялась на прогулку. Земли, принадлежавшие кардиналу, тянулись бесконечно, и Лукреция могла путешествовать по ним целыми днями в сопровождении молодой компаньонки Сильвии и двух guardia
[27]
. Они часто останавливались на привал, отдохнуть и перекусить.
Один из guardia по имени Антонио был молод, хорош собой и Лукреция возжелала его. Она встала с расстеленного покрывала и посмотрела на небольшую рощу в пятидесяти шагах от их импровизированного лагеря.
– Сильвия, давай, кто первая добежит до рощи, та получит награду.
– Какую, сударыня? – поинтересовалась компаньонка.
Лукреция протянула ей руку, компаньонка поднялась, и та зашептала ей на ухо:
– Антонио хорош, не правда ли?
Сильвия кивнула.
– Я хочу его… А ты?
Сильвия округлила глаза:
– Сударыня, я… – запнулась она, – не могу.
– Понятно, ты – девственница. Непростительное упущение, дорогая, тебе ведь почти шестнадцать. В твоём возрасте уже рожают детей. Раз так, то отвлеки второго guardia, а я уединюсь с Антонио в рощице. И не смей нам мешать!
* * *
Дни текли своей чередой, похожие друг на друга как две капли воды: подъём не ранее полудня, завтрак в постели, туалет, прогулки на лошади, обед, вышивание или чтение рыцарских романов и, наконец, ужин. Лукреция обрела свободу, но изнывала от скуки. Ей хотелось приключений.
Однажды она приказала наловить кроликов и выпустить их на полянке около дома, затем взяла арбалет и перестреляла всех до единого. Сильвия украдкой рыдала, ей было жаль невинные создания. Лукреция же обозлилась на неё и чуть не ударила арбалетом с размаху: компаньонка увернулась по чистой случайности.
Неизвестно, чем бы закончилась скука госпожи, если бы в один из погожих сентябрьских дней, у ворот виллы не появился герольд верхом на лошади:
– Послание от графа Асмодео ди Неро
[28]
для госпожи Лукреции дела Кроче!
Лукреция надломила печать из сургуча и прочла:
«Signora!
[29]
Я – граф Асмодео ди Неро. Мой замок находится в десяти милях от Субьяко и известен как Creazione
[30]
. Послышав про вашу красоту, я дерзнул отправить сие послание, дабы выразить надежду, что вы посетите моё скромное жилище и удостоите счастья видеть истинную perluna
[31]
.
