– Фра Савонарола, в храм пришла некая синьора, по всему видно благородного происхождения. Она желает исповедаться только вам.
Монаха не удивила речь клирика, с тех пор, как он начал проповедовать, многие синьоры искали с ним встречи, дабы облегчить свою грешную душу. Он истово соблюдал тайну исповеди, но порой благородные синьоры, доводили его своими откровениями до исступления. Он запирался в своей импровизированной келье, часами проводя в молитвах, падая затем в изнеможении на пол перед распятием Иисуса Христа.
Фра Савонарола последовал в исповедальню. Неожиданно, он остановился: глаза застелила пелена – предвестник видений. Он отчётливо увидел незнакомого человека, из горла которого торчал стилет, кровь струилась, стекая на одежду.
Видение исчезло, монах продолжил свой путь. Он заметил женщину, сидевшую на скамье около исповедальни.
– Прошу вас, дочь моя…
Ваноцца вошла в тесную исповедальню и тут же извлекла из кармана плаща стилет.
– Я грешна, святой отец, – произнесла она срывающимся голосом.
– Вижу, вы даже не показываете своего лица. Видимо, грехи ваши слишком тяжки.
– О, да… Слишком… Вы правы.
Ваноцца посмотрела на окошечко, отделявшее её от монаха.
– Что тяготит вас? – спросил монах, как и положено при исповеди. – Доверьтесь мне…
Ваноцца внимательно рассматривала окошечко, затянутое тонкой резной решёткой, прикидывая, пройдёт ли через отверстие клинок стилета.
– Прошу вас, святой отец, приблизиться ко мне. Мне тяжело говорить…
Доминиканец прильнул к резной решётке. Женщина нацелила стилет в одно из резных отверстий, и как только монах приблизился к окошку, с неистовой силой вонзила клинок. Стилет достиг цели.
Ваноцца машинально одёрнула руку: доминиканец хрипел, пригвождённый длинным тонким клинком к решётке
[45]
.
Последнее, что услышала женщина, было:
– Милосердия нет…
Грешница поправила капюшон и быстро покинула исповедальню. Храм был пуст, и она вышла незамеченной.
* * *
«Безумный Савонарола мёртв! Заколот в исповедальне, – мысленно ликовал Родриго Борджиа. – Через месяц состоится конклав кардиналов, большинством голосов, определится кандидатура на пост понтифика. Теперь мне никто не помешает купить конклав!»
Борджиа вызвал к себе Карло:
– Ты прекрасно справился с моим поручением. Вот награда за верную службу, – кардинал протянул мешочек, полный серебряных скудо.
– Благодарю, Ваше Преосвященство.
Карло охотно принял награду, не став разочаровывать покровителя: пусть думает, что именно он избавил мир от доминиканца.
Рим переживал смерть проповедника: город бурлил и полнился слухами. Горожане подозревали в убийстве богатых аристократов, которых раздражали речи монаха, но были и такие, кто склонялся к тому, что в убийстве замешаны тёмные силы.
* * *
Мадонна Канале неподвижно сидела в кресле напротив камина, но его тепло не согревало: тело женщины сотрясал озноб.
Никто не замечал её состояния. Служанки на кухне постоянно судачили о смерти Савонаролы, сиор Канале отправился по профессиональным делам, сыновья давно уже не жили с ней.
Ваноцца закуталась в шерстяной плед, но и он не спасал от мук совести и ужаса от содеянного поступка. Так она просидела долго и, наконец, задремала. Неожиданно огонь в камине всполохнул с огромной силой: искры разлетелись по залу. Ваноцца приоткрыла глаза, и на мгновенье ей показалось, что из огня на неё смотрит рогатая голова.
* * *
Напряжение между Лукрецией и Джулией Фарнезе росло с каждым днём. Лукреция чувствовала, что Адриана де Мила плетёт новые сети интриг. Она начала задумываться над тем, как первой нанести удар ненавистной матроне, подкладывающей свою дочь под Родриго Борджиа.
«Если бы у меня был яд, – размышляла юная синьорина, поздним зимним вечером, – я не задумываясь, отравила бы их обоих!»
Утром, когда Лукреция любовалась на своё отражение в венецианское роскошное зеркало, её взгляд скользнул по туалетному столику, где она обычно оставляла украшения: среди драгоценных камней лежал небольшой зеленоватый флакон, который обычно использовался для хранения духов. Лукреция тут же взяла его, решив откупорить и насладиться запахом.
Как только она свернула крышечку флакона, в зеркале появилось отражение Асмодео ди Неро, он улыбался. В голове девушки пронеслось лишь одно слово: «Яд!»
Теперь Лукреция знала, как устранить своих соперниц. Она написала записку Джулии Фарнезе, где выражала надежду на возобновление их дружеских отношений и приглашала её вместе с Адрианой де Мила в свои покои на ужин. По её замыслу этот ужин должен стать для La Bella и её матери последним.
– Оливия! Отнеси записку в покои Фарнезе и передай лично ей в руки, – приказала Лукреция.
– Сию минуту, госпожа.
Ни о чём не подозревавшая Оливия, отправилась с посланием.
Ужин получился изысканным: дорогое столовое серебро, позолоченные бокалы с отделкой из финифти, экзотические блюда – всё по замыслу хозяйки стола должно было подчёркивать её привилегированное положение дочери и любовницы Родриго Борджиа.
Искушенная в интригах Адриана де Мила сразу же поняла замысел юной Лукреции, но не подала вида, дабы не выглядеть не вежливой. Она не могла пренебречь приглашением, ведь Лукреция могла пожаловаться отцу, что, мол, его молодая пассия игнорирует всяческие попытки исправить сложившиеся натянутые отношения и ведёт себя слишком заносчиво.
Когда дело дошло до вина, Лукреция лишь пригубила его. Приглашённые мать и дочь отпили из богатых бокалов по глотку. Женщины недоумевали: отчего вино имеет кисловатый привкус, но выпитого было достаточно для осуществления замысла юной интриганки.
Де Мила и Фарнезе вели себя скованно, думая над каждым словом, давая понять Лукреции, что приняли её приглашение только из вежливости.
Лукреция вела себя непринуждённо. Мысль о том, что вскоре гостьи умрут в страшных муках, доставляло ей несказанное удовольствие.
* * *
Под утро в палаццо Санта-Мария-ин-Портико началась суета: Адриана де Мила и Джулия Фарнезе почувствовали себя плохо, у них начались сильные рези в области живота. Лукреция решила, что время настало, и также сослалась Оливии на те же симптомы.
Доктор Николо Витолио, пользовавшийся личным доверием Родриго Борджиа, не раз лечивший его женщин, недоумевал: на ум приходило лишь одно – отравление. Возникал вопрос: кому понадобилось травить любовниц кардинала, причём обеих сразу? Обитатели палаццо Санта-Мария-ин-Портико терялись в догадках. Борджиа был взбешён: в его дворце отравитель! Мало того, это человек, которому он доверяет. Но кто?
