Он молчал. Смотрел в свете разноцветных огней на искаженное лицо сестры, на растрепавшуюся после бега прическу, на слезы в ее глазах. Подождав, медленно переспросил:
– Ты? Меня?
– Прокляну, – тихо повторила Варька.
Илья взял сестру за запястья, отцепил ее руки от рубахи. С коротким странным смешком сказал:
– Ну, до смерти ты меня напугала… Забирай гаджо и валите отсюда оба.
– Илья… Бог ты мой, да я же… – Варька заплакала.
– Катитесь, я сказал. Вон уже хор выходит.
Варька обернулась. Из освещенных ворот парка в самом деле выходили смеющиеся, окруженные толпой зрителей цыгане, слышались возбужденные голоса, смех. Чей-то голос на весь парк звал:
– Варька! Эй, Варька! Где ты?!
– Ступай, тебя ждут. – Илья отошел в тень, сел на теплую влажноватую землю. Варька колебалась, но подошедший князь, взглянув на Илью, тронул ее за локоть:
– Идем, Варенька.
Варька, вытирая слезы, кивнула. Сбежнев подал ей упавшую шаль, Варька, не расправляя, перебросила ее через плечо, оперлась на предложенную князем руку и быстро зашагала к пролеткам. Илья сидел на земле, провожая взглядом две удаляющиеся фигуры, затем уставился в землю. Уже укатили пролетки с цыганами, уже стихли шум и смех за оградой парка, уже один за другим начали гаснуть огни у эстрады, а он все не мог заставить себя подняться. И неизвестно, до чего бы досиделся, не окликни его знакомый голос:
– Смоляко, это ты?
Он вскочил как ошпаренный.
– Роза?!
– Я. – Темнота рядом с Ильей шевельнулась, блеснули белки глаз, серебряная серьга. – Ты чего здесь сидишь?
Илья молчал, не зная, что ответить. Внезапно он вспомнил о том, что, сидя на дереве и слушая Настю, совсем забыл, что на соседней ветке сидит и, может быть, наблюдает за ним эта чужая цыганка. Что она видела? Что подумала, глядя на то, как он стоит, прижавшись лицом к чугунной ограде? А может, и не заметила ничего… Что ей за дело?
– Ты чего здесь делаешь, глупая? Ночь-полночь…
– А я не буду в поселок возвращаться. У меня рядом тут цыгане знакомые живут, пойду к ним ночевать… Ну, что, морэ, понравились московские?
– Понравились, – подтвердил он, сглотнув слюну.
– А солистку их видел? Эту высокую, в черном платье? – не унималась Роза. – Видит бог, никогда в жизни такого не слыхала! Сколько слушала певиц, и в Москве, и в Питере, и в Кишиневе, но такой… Вот ведь дал господь голос! Я прямо обревелась вся, ее слушавши, ничего вокруг себя не видела! Даже не заметила, как ты куда-то делся! Только что вроде рядом сидели, как две вороны на суку, а тут глядь – нету цыгана… А называли ее, ту певицу-то, так же, как тебя. Настасья Смолякова, я точно слышала. Она не родственница тебе?
– Она моя жена, – глухо сказал Илья. Отвернулся и быстро пошел в темноту.
– Да иди ты, ради бога, спать, Митро! У тебя уже глаза закрываются, – сердито сказала Настя, сидя у зеркала и вынимая из прически шпильки. – Что ты – всю ночь меня караулить будешь? Не бойся, не повешусь.
– И в мыслях такого не было… – пробурчал Митро, подавив зевок. Было уже около полуночи, в открытое окно гостиничного номера смотрела заходящая луна, приторный аромат цветов, которыми была завалена тесная комната, смешивался с соленым запахом моря. Черное платье Насти покоилось на кресле, там же лежала, свешиваясь с подлокотника, шаль. На столе в открытом футляре лежала гитара, и отражения свечей играли на темной полированной деке.
– Идешь ты или нет? – уже с досадой спросила Настя, встряхивая обеими руками распущенные волосы. – Не то подушку дам, ложись здесь, на полу.
– Ухожу, ухожу. – Митро встал, пошел было к двери, но с порога вернулся. Стоя за спиной Насти, осторожно сказал: – Настька, это ведь не он был…
– А кто? – не оборачиваясь, спросила она.
– Ну-у-у … Цыган полон город. Какой-нибудь местный пошутить захотел…
– Ну да. Откуда только этот местный «Глаза бездонные» знает, скажи мне? – спокойно спросила Настя, и Митро смешался.
– Да мало ли… Слыхал от кого-нибудь… В Москве, может, бывал… Всяко быть-то может…
– Слушай, я в тебя сейчас гитарой брошу. Всю душу вымотал. Иди спать.
– Тьфу! – с сердцем сплюнул Митро и быстро пошел к двери.
На этот раз он действительно ушел. Настя расчесывала волосы, не мигая смотрела на свое отражение, туманное от света свечей. И вздрогнула, когда в дверь тихо постучали.
– Митро, я тебя убью!
– Девочка, это я, – раздался смущенный голос. – Я поздно? Ты не одета?
– Ох, господи… – вздохнула Настя, опуская голову на руки. Помолчав, устало ответила: – Ничего, Сергей Александрович. Заходите.
Она сняла с кресла платье и скрылась за ширмой. Когда спустя несколько минут Настя появилась оттуда уже одетой, на ходу заплетая косу, князь сидел у стола, глядя в открытое окно. Увидев Настю, виновато сказал:
– Извини, пожалуйста. Я вижу, ты почти уже легла. Но, видишь ли, я не мог…
– Да нет, Сергей Александрович, это даже хорошо, что вы пришли. – Настя улыбнулась, начала перебирать шпильки, вновь закалывая косу в высокий узел. – Приехала с концерта, думала – умру от усталости, а тут Митро явился и давай голову долбить… Уж не чаяла, как избавиться от него. Только-только ушел, а с меня весь сон как рукой сняло.
– Чего он хотел?
– А… – без улыбки отмахнулась Настя. – Голову мне морочил все… Говорит – не Илья это сегодня со мной пел.
– А сама ты как думаешь? – помолчав, спросил князь.
Настя пожала плечами:
– И думать нечего. Илья, конечно. Много ли вы таких теноров слышали? А я его вовсе из тысячи узнаю. А Варька почему, еле допев, вокруг парка куда-то помчалась? И до сих пор у себя в нумере ревет, никого к себе не подпускает…
Сбежнев молчал. Настя подошла к окну, оперлась о подоконник. Раскидистые ветви деревьев пригостиничного парка резали темное небо, низкие звезды мелькали между ветвями. Внизу, над клумбой роз, вились светлячки. Пахло цветами и солью. Негромко гукала какая-то птица.
– Сергей Александрович, как думаете, – нерешительно начала Настя, – это очень неприлично будет, если мы с вами сейчас к морю пойдем? Верите ли, я за все эти дни ни разу моря не видала! Приедем в город – сейчас на концерт, потом сразу спать падаешь… А посмотреть хочется.
– Разумеется, идем! – поднялся князь. – Напротив, это замечательно, прогуляться перед сном. Да и народу на набережной не будет… Но возьми шаль, может быть ветер.
Настя послушно сняла с подлокотника кресла кружевную накидку. Вместе они вышли из номера.
Набережная была пуста, лишь снизу, от моря, доносился чей-то приглушенный смех: видимо, гуляла парочка. Соленый запах сделался еще острей, к нему примешался сладкий аромат миртов. Луна ушла, и теперь только звезды искрились над чуть слышно шумящим, словно дышащим во сне морем.
