— Несомненно! Я посылала бы во Дворец Ночи в шесть раз больше серебра, потому что не проматываю деньги на пиры и охоты. Но за это отдай мне Перепела после того, как он сделает то, чего ты требуешь.
Смотри-ка. Она еще ставит условия. "Да, она мне нравится, — подумал Орфей. — Очень нравится. Нужно только отучить ее от слабости к приблудным переплетчикам… Зато потом… Какие открываются возможности!"
Было видно, что и Змееглаву дочь нравится все больше. Он громко рассмеялся — Орфей ни разу еще не слышал его смеха.
— Вы только посмотрите на нее! — воскликнул он. — Торгуется со мной, хотя стоит тут с пустыми руками. Отведи ее в комнату, которая для нее приготовлена, — приказал он одному из солдат. — Но к дверям поставь стражу. И пошли к ней Якопо — сын должен находится при матери. А ты, — сказал он Мортимеру, — соглашайся наконец на мое предложение, пока согласие не выбил из тебя мой охранник.
Из темноты выступил Пальчик, и Свистун недовольно опустил нож. Виоланта с тревогой посмотрела на ястребиное лицо и попыталась вырваться из рук солдата, который тащил ее за собой, но Мортимер молчал.
— Ваша милость! — Орфей почтительно (по крайней мере, он надеялся, что это так выглядит) шагнул вперед. — Позвольте мне добиться от него согласия.
Произнесенное шепотом имя (его нужно только позвать по имени, как собаку), и ночной кошмар начал подниматься из тени Орфея.
— Чушь! — прикрикнул на него Свистун. — Чтобы Перепел погиб на месте, как Огненный Танцор? Нет уж.
Он велел солдатам поставить Мортимера на ноги.
— Ты что, не слышал, Свистун? Дело поручено мне. — Пальчик медленно стянул черные перчатки.
Орфей почувствовал разочарование, горькое, как полынь. Какой был бы случай выслужиться перед Змееглавом! Ах, если бы у него была книга Фенолио, он сумел бы написать Свистуну скорый конец. И Пальчику заодно.
— Повелитель! Пожалуйста, выслушайте меня! Он загородил Змееглаву путь. — Позвольте просить вас чтобы у пленника в ходе этой несомненно болезненной процедуры был получен ответ еще на один вопрос. Помните, я рассказывал о книге, способной изменять этот мир согласно любому вашему желанию! Пожалуйста заставьте его признаться, где она находится. Но Змееглав повернулся к нему спиной. — Потом, — сказал он, со стоном опускаясь на кресло в темноте. — Сейчас нас интересует только одна книга, и ее страницы пусты. Приступай, Пальчик! — раздался его задыхающийся голос из темноты. — Но смотри, не повреди ему руки.
Орфей почувствовал на лице внезапный холод. Сперва он подумал, что это ночной ветер проник через завешенные окна. Но они уже стояли рядом с Перепелом, белые и пугающие, как на кладбище комедиантов. Они окружали Мортимера, как бескрылые ангелы, тела их состояли из тумана, лица были белые, как старые кости. Свистун отступил так поспешно, что упал и порезался о собственный нож. Даже лицо Пальчика утратило равнодушное выражение. А солдаты, стоявшие рядом с Мо, попятились прочь, как испуганные дети.
Этого не может быть! Почему они его защищают? В благодарность за то, что он уже несколько раз обводил их вокруг пальца? Забрал у них Сажерука? Орфей почувствовал, как ночной кошмар за его спиной съежился, словно побитая собака. Это еще что? Он тоже боится? Нет! Нет, черт побери! Этот мир нужно переписать заново! И он это сделает. Да. Он уж найдет способ…
Что они шепчут?
Бледный свет, который излучали Дочери Смерти, разогнал мрак, скрывавший Змееглава, и Орфей увидел, как Серебряный князь, задыхаясь, закрывает глаза руками. Значит, он тоже боится Белых Женщин, хотя и перебил во Дворце Ночи столько народу, чтобы доказать обратное. Одно притворство. Бессмертный Змееглав тяжело дышал от страха.
А Мортимер стоял среди Ангелов Смерти, как если бы они были его частью, — и улыбался.
Мать и сын
Меня обволакивает запах сырой земли и свежей поросли, влажный, неуловимый, с кисловатой примесью аромата коры. Так пахнет юность; так пахнет печаль.
Маргарет Эт в уд. Слепой убийца
[32]
Разумеется, Змееглав велел запереть Виоланту в бывших покоях ее матери. Он знал, что в этой комнате вся ложь, которую мать когда-то рассказывала ей, будет звучать, как колокол, в ушах дочери.
Этого не может быть. Ее мать никогда не лгала. Мать и отец — это всегда были добро и зло, истина и ложь, любовь и ненависть. Все было так просто! Но даже это Змееглав у нее отнял. Виоланта искала в своей душе гордость и силу, всегда поддерживавшие ее, но находила лишь некрасивую девочку, сидевшую в прахе разбитых надежд с повергнутым образом матери в сердце.
Она прислонилась лбом к запертой двери и прислушалась — не донесутся ли крики Перепела. Но слышны были только голоса часовых перед ее покоями.
Почему он не сказал "да"? Надеялся, что она все же сумеет его защитить? Пальчик покажет ему, что это не так. Она вспоминала комедианта, которого ее отец велел четвертовать за то, что он пел для ее матери, слугу, который приносил им книги и за это погиб голодной смертью в клетке перед их окном. Ему давали пергамент вместо еды. Как она могла обещать Перепелу защиту, когда до сих пор все, кто были на ее стороне, гибли?
— Пальчик нарежет ремней из его кожи! — Голос Якопо почти не доходил до нее. — Говорят, он умеет делать это так, что человек не умирает. Он специально упражнялся на трупах!
— Замолчи! — Ей хотелось его ударить. С каждым днем он становится все больше похож на Козимо, хотя сам предпочел бы походить на деда.
— Отсюда ты все равно ничего не услышишь. Они поведут его вниз, в подвал возле ям. Я там был. Там все на месте, заржавело немного, но еще годится: цепи, ножи, тиски и железные шипы.
Виоланта так посмотрела на Якопо, что он замолчал. Она подошла к окну, но клетка, где раньше держали Перепела, была пуста. Лишь тело Огненного Танцора так и лежало перед ней. Странно, что вороны его не трогают. Как будто боятся.
Якопо взял тарелку, которую принесла ему служанка, и обиженно ковырял вилкой в еде. Сколько ему лет? Виоланта не могла вспомнить. По крайней мере, он перестал носить жестяной нос, после того как Свистун высмеял его за это.
— Он тебе нравится.
— Кто?
— Перепел.
— Он лучше их всех.
Она снова приложила ухо к двери. Почему он не сказал "да"? Тогда у нее, возможно, еще был бы шанс его спасти.
— А если Перепел сделает новую книгу, дедушка все равно будет так вонять? Я думаю, да. Я думаю, он однажды просто упадет и умрет. Он и так уже похож на покойника.
Как равнодушно он все это говорит. А ведь еще несколько месяцев назад Якопо боготворил ее отца. Интересно, дети все такие? Откуда ей знать? У нее только один ребенок. Дети… Перед глазами Виоланты все еще стояла картина: дети, выбегающие из ворот замка в объятия матерей. Правда ли они стоили того, чтобы Перепел за них погиб?
