Реза снова спрятала лицо на плече у дочери. Мегти держалась так же спокойно, как ее отец, и по-прежнему не сводила с него глаз, словно боясь потерять его, если оторвет взгляд.
Ворота медленно, со скрипом и скрежетом, распахнулись.
Вот они! Дети. Столько детей! Они рванулись наружу, словно стояли за тяжелыми створками уже много дней. Малыши спотыкались и падали, торопясь вырваться из-за проклятых стен, старшие поднимали их и тянули за собой. На детских мордашках был написан непомерный страх, огромный, куда больше их самих. Самые маленькие, едва завидев протянутые руки, бегом бросились к матерям и спрятались за их юбки, как в надежное укрытие. Но дети постарше выходили на свободу медленно, как будто с неохотой. Они недоверчиво косились на стражников — и замедлили шаг, узнав всадников, ожидавших перед воротами.
— Перепел! — сперва это был лишь шепот. От многократного повторения он становился громче и громче, и вскоре имя словно повисло в воздухе. — Перепел! Перепел! — Дети подталкивали друг друга, показывали пальцами на Мо и благоговейно любовались на искры, окружавшие Сажерука, словно рой крошечных фей. — Огненный Танцор!
Все больше детей останавливалось возле всадников, окружали, трогали их, словно желая убедиться, что они настоящие — эти герои из песен, о которых матери тайком пели им на ночь.
Мо наклонился, поманил детей в сторону и что-то тихо сказал им. Потом в последний раз оглянулся на Сажерука и тронул коня в открытые ворота.
Они его не пустили.
Трое детей загородили ему дорогу, два мальчика и девочка. Они вцепились в поводья, не желая отпускать его за гибельные стены, откуда сами только что выбрались. Все больше детей окружало лошадь, цеплялось за Мо, загораживало его телами от копий, не обращая внимания на отчаянные призывы матерей.
— Перепел! — От голоса Свистуна дети вздрогнули. — Въезжай в ворота, а не то мы заберем малышню обратно и вывесим десяток-другой в клетках над воротами, чтобы воронам было чем поживиться!
Дети не тронулись с места. Они только неотрывно смотрели вверх — на Среброносого и мальчишку рядом с ним, который был младше их. Мо подхватил поводья и стал осторожно прокладывать себе дорогу, отодвигая каждого ребенка в сторону бережно, как родное дитя. Матери звали сыновей и дочерей, а те стояли не двигаясь и смотрели, как Перепел въезжает в огромные ворота — один-одинешенек.
Мо еще раз обернулся, проезжая между стражниками, словно почувствовал, что жена и дочь, несмотря на его запрет, стоят в этой толпе, — и Реза увидела страх на его лице. Мегги, конечно, тоже его заметила.
Ворота медленно закрылись.
— Отобрать у него оружие! — донесся до Резы крик Зяблика. Последнее, что она видела сквозь смыкающиеся створки, были латники, стаскивающие Мо с коня.
Нежданные гости
Бог набрал в грудь побольше воздуха. Опять жалоба.
Было ли хоть раз, чтобы Адам пришел без жалобы?
Но он только поднял брови, усмехнулся и спросил:
"Ну что, Адам, хорошо ли уродилась морковка?"
Тед Хьюз. Секрет жены Адама
Ах, Деспина! До чего же приятно было снова увидеть ее личико! Хотя вид у нее был усталый и печальный, напуганный, как у птенчика, вывалившегося из гнезда. А Иво — разве был он таким взрослым до того, как этот поганец Коптемаз взялся заманивать детей в ловушки? До чего же худой… А что это у него за кровь на рубахе?
— Нас покусали крысы, — сказал он с бесстрашным, взрослым видом, который стал напускать на себя после гибели отца. Но Фенолио видел страх, затаившийся в детских глазах. Крысы!
Он без конца целовал и обнимал обоих. Как же полегчало на сердце… Еще бы! Он многое себе прощал, умел прощать, но если бы его история убила еще и детей Минервы — этого он бы, наверное, не смог пережить. Но они живы — а их спасителя создал он!
— Что с ним теперь сделают? — Деспина высвободилась из объятий Фенолио и посмотрела на него темными от тревоги глазами. Черт возьми, вот это-то и раздражает в детях — они всегда задают именно те вопросы, которых изо всех сил стараешься избежать. А потом еще дают на них ответы, которые совсем не хочется слышать.
— Его убьют! — четко отрапортовал Иво, и глаза его сестренки наполнились слезами.
Почему девочка плачет о незнакомом человеке? Ведь она до этого дня никогда не видела Мортимера! Потому что по твоим песням, Фенолио, она научилась его любить. Все они любили Перепела, а сегодняшний день навсегда закрепил эту любовь в их сердцах. Что бы ни сделал с ним Свистун, Перепел отныне так же бессмертен, как Змееглав. Бессмертие благородного разбойника даже надежнее — его не могут убить три слова, вписанные в книгу. Слова сохранят Мортимера живым, даже если его убьют в замке, — те слова, которые уже сейчас шептали и пели на улицах Омбры.
Деспина утерла слезы и посмотрела на Фенолио в надежде, что он опровергнет страшные речи брата. Что он, конечно, и сделал — ради нее, да и ради себя тоже.
— Что за глупости ты говоришь, Иво? Думаешь, Перепел просто так им сдался, не придумав плана, как спастись? По-твоему, он пойдет в руки Свистуну, как заяц в силки?
Деспина с облегчением улыбнулась. По лицу Иво мелькнула тень сомнения.
— Конечно, у него есть план, — сказала Минерва, еще не проронившая ни слова с тех пор, как привела детей к Фенолио. — Он лис, а не заяц! Он всех их перехитрит.
Вот они, всходы, посеянные его песнями. Надежда — именно ее воплощал Перепел. Надежда несмотря ни на что.
Минерва увела детей с собой. Она хотела поскорее накормить их всем, что у нее есть. А Фенолио остался наедине с Розенкварцем, который молча размешивал чернила, пока хозяин целовал и обнимал детей.
— Он всех их перехитрит? — раздался его тоненький голосок, едва Минерва закрыла за собой дверь. — Интересно как? Я думаю, твоему сказочному разбойнику пришел конец. Причем казнят его каким-нибудь особенно неаппетитным способом. Хорошо бы это случилось по крайней мере не здесь, а во Дворце Ночи. Никто не думает о том, как раскалывается стеклянная голова от воплей казнимых!
Бессердечный стекляшкин! Фенолио бросил в него винной пробкой, но Розенкварц, привычный к такому обстрелу, вовремя пригнулся. Ну почему из всех стеклянных человечков ему достался этот брюзга? Левая рука у Розенкварца была на перевязи. Когда детей похитили, Фенолио уговорил его все же пробраться на разведку в кабинет Орфея, и страшный стеклянный человечек Сырной Головы действительно вышвырнул беднягу из окна. К счастью, Розенкварц упал в водосток и только сломал руку, но Фенолио так и не выяснил, не Орфей ли написал историю с представлением Коптемаза. Нет, вряд ли. Орфей ни на что не был способен без книги, а ее — это, по крайней мере, Розенкварцу удалось разузнать — Сажерук действительно унес. Не говоря уж о том, что сцена была слишком талантлива для Бараньей Башки.
