– Ну да – горло перехвачено, и в грудь ножом тоже били. Наверное, кидалась на них, когда они дочку того… Ну они ее и зарезали, чтобы не мешала. А от дочки ни слова не добиться: мычит только и царапает всех, кто подходит. Еле ее в уазик затолкали.
Никодим, обведя мрачным взглядом собравшуюся толпу, зычно поинтересовался:
– Кто-нибудь знает этих варнаков?
Женщина лет пятидесяти, неуверенно сделав шаг из строя, негромко произнесла:
– Тот, что в куртке зеленой и штанах, – сынок Ефимцевой. Той самой Ефимцевой.
– Банкирши нашей красивой? – уточнил Никодим.
– Да. Ее. Она в дом на Луговой перебралась, а квартира ему осталась. Я там в подъезде у него прибирала, работала, часто ее видела. И вот этого там тоже видела, но не знаю, кто он. Там много молодежи ходило. Постоянно музыка и пьянки.
Никодим, понятливо кивнув, обернулся к мародерам:
– Думаю я, что вы сыны хороших семей. Что ж вас на мерзость потянуло? Решили, раз власти больше нет, то и запретов человеческих не осталось? Нехорошо это – пока есть люди, будут и те, кто за такими, как вы, присмотрит. Последние времена настают – нам друг за друга держаться надо, а не шакалами паскудить.
– Мы ваших не трогали, – неожиданно проговорил тот, что в камуфляже.
– Сейчас нет наших или не наших – все свои, кто не шакалят. А вы, ребятки, не свои нам. – Никодим обернулся к Рощину: – Товарищ генерал: что бы вы с ними по законам военного времени сделали?
– Расстрелял, – коротко ответил Рощин.
– Вот в армии мне одно не нравится – расточительность. Зачем патроны зря переводить? Митяй, к старой пасеке их тащите – и там вешайте. А потом оставь пару ребят на засидках у дороги – ночью на падаль зубатки тамошние сбегутся: пусть настреляют, сколько смогут.
Тоха, мягко говоря, удивился – судебного заседания как такового вообще не было. Кошмарный сон борцов за общечеловеческие ценности, суд Линча, в сравнении с тем, что устроил Никодим, – долгое демократичное разбирательство с многостадийными обжалованиями и апелляциями.
– Стойте! – пронзительно заорал «камуфляжник». – Мы ведь ваших никого пальцем не трогали! Давайте договоримся!
Приклад автомата с треском соприкоснулся с распахнутым ртом. Оглушенное тело подхватили два мужика, потащили за остальной троицей, тычками подталкиваемой в сторону просеки. «Пиротехник», пыхнув «гаваной», тихо, чтобы услышал только Тоха, пробормотал:
– Зря их на деревья. В цепи заковать и на выплавку тола поставить – из тех снарядов и мин, что страшноваты. Там часть неразорвавшихся, а в некоторых может мелинит быть вместо тротила. А он за столько лет в гадость превращается: чихни рядом – и шарахнет. Да разве с Никодимом поспоришь…
Махнув рукой, мужик потащился назад, на свое опасное рабочее место. Собравшийся народ на глазах рассасывался – быстро, без понуканий, разбредался в разные стороны. У всех есть дела – без занятия здесь никто не сидел.
Никодим, обернувшись к Рощину, пожаловался:
– Видите, товарищ генерал, трудно нам. Мало того что свинорылы лес со всех сторон обложили, а по ночам зубатки бедокурят, так еще и свои же паскудят. Не первый раз уже страдаем. Вроде и много нас, а толку? Мужиков боевитых кот наплакал. Не знаю даже, как вам и помочь…
Понятно – «сектант» продолжает разговор, отвечая на просьбы Рощина. Это хорошо – хоть немного Тоха подслушает, а то вообще будет не в курсе событий.
– И долго вы здесь собираетесь отсиживаться? – уточнил Рощин. – Знаете, что вот-вот начнется? Все, кого вы называете «свинорылы», начнут выбираться из городов. Толпами. Им там уже работы нет – городское население практически уничтожено. Спаслись лишь те, кто сумел выбраться за окраину, или невероятно везучие люди, зарывшиеся куда-то, как кроты. Города зачищены – начнется зачистка сельской местности. Да, в этом лесу вас достать будет трудно. В крайнем случае бросите лагерь, собравшись в другом месте. К каждому дереву ведь свинку не приставить. И сколько вы так будете бегать? Всю оставшуюся жизнь? Так она не затянется. Вас не свинки прикончат, а голод. Вам негде брать продовольствие. Сеять не получится, охотой не прокормитесь – дичи здесь немного. Грибы и ягоды? Толпа на них не проживет. Шансы протянуть подольше есть только у малых групп – им продовольствия немного надо. Впроголодь можно существовать на дарах леса да карасей по озерам ловить. Но у одиночек и малых групп другая проблема добавится – крысы. Вы их «зубатки» называете. Сколько бы вы их ни убили, они не закончатся – непрерывно подкрепление идет. И учтите – они в придачу ваши пищевые конкуренты. В первую очередь дичь подъедать будут именно они. Сейчас по деревням и вокруг них бродит немало домашних животных – мяса полным-полно. Но это ненадолго – крысы быстро исправят. Останутся вам грибы-ягоды да рыба. А рыбы тут не так много, как я думаю. Не так ли?
– Верно все – сетями перетягали да электроудочками повыбивали давно уже. Спасу от браконьеров нет.
– Вот! У вас одна надежда – крысы перестанут получать подкрепление, как и свинки. Вдобавок у свинок должно исчезнуть центральное командование. В таком случае вы, очистив лес от зубаток, больше о них и не вспомните. А отбив атаки свинорылов, что в лес сунутся, забудете и о них – они не получат подкреплений после разгрома. Потом, конечно, несколько лет будет трудных. Надо будет потихоньку очищать Землю от них, а при этом самим не помереть от голода и не одичать. Но это уже будет решаемый вопрос. Так что в ваших интересах помочь нам всем чем сможете. Это не мне выгодно – это нам выгодно. Сделать это должны мы – на подкрепление надежды нет. Некому нам помогать и некого ждать. И так много времени ушло уже: промедлим – лишимся последней надежды.
Никодим, перебирая пряди бороды, покосился на подслушивающего Тоху и поманил генерала за собой:
– Пойдем чаю хлебнем и там в две головы прикинем, что да как.
Разочарованный Тоха поплелся к самоходке – больше ему подслушивать не дадут. Достал винтовку, занялся уже привычным делом – имитацией стрельбы. С удовлетворением отметил, что цель в прицел теперь ловит заметно быстрее, да и удерживает увереннее. Ему бы еще недельки две такого тренинга – и стал бы настоящим противотанковым снайпером. Фигня, что Онищенко насчет этого говорил, – танки калечить из такой винтовки можно. Свинки почти всегда с распахнутыми люками катаются. Да и в ствол если пулю влупить, пушке не понравится.
Лысый, присев возле Тохи, попытался завязать с ним обсуждение достоинств замеченных здесь человеческих самок, но отклика не добился. Зато заразился милитаристским вирусом: разобрал автомат, почистил и с полчаса тоже пытался имитировать стрельбу. Затем ему это надоело, и он до самого ужина со зловещим видом точил гигантский нож, кровожадно поглядывая на шатающихся мимо «аборигенов».
И что интересно – ни один не подошел попросить закурить.
За ужином (тоже очень сытным и вкусным) Тохе удалось узнать о себе новые вещи. Длинные корявые столы, поставленные в три ряда, этому способствовали. Усевшись за спинами пары парней, он подслушал часть их беседы. Не подозревая о его присутствии, они взахлеб обсуждали генерала Рощина и его отряд. Странно, но Тоха их потряс больше всего. Оказывается, со стороны он представлялся абсолютно отмороженным спецназовцем, успевшим за свою короткую жизнь оставить пару городов вдов и озеро крови объемом с половину Байкала. А теперь у него какая-то уникальная по жестокости миссия, для чего ему выделили секретное ружье с реактивными пулями, из которого он от скуки весь вечер целился по обитателям лагеря, мечтая их всех перестрелять. Еще одним убедительным доказательством сурового характера Тохи являлся факт его знакомства с Егором – тем самым «пиротехником». Никто к его хозяйству ни за какие коврижки не решался приблизиться, а Тоха запросто сходил – и вроде бы даже курил над страшной кастрюлей, смахивая пепел в расплав тола. Тохе завидовали: его прошлым и будущим подвигам, крутому камуфляжу, испачканному пятнами несмываемой крови, фантастической винтовке и успеху у девушек. Оказывается, пока он таращился в прицел на кур и овец, ему строила глазки вся женская половина населения, а некоторые чуть ли не раскладывались в нескольких шагах. Но Тоха был настолько суров, что игнорировал все недвусмысленные намеки. А может, даже брезговал местными простушками – ему подавай фиф посложнее.