Большинство действующих лиц романа вымышлены, и всякое
сходство их с реально существующими людьми – не более чем случайное совпадение.
Александр Бушков
«Мы говорим: „Вот она! Это – кровь!" В ней вся суть.
В этом нет никаких сомнений. У нас должна быть кровь».
Ч. Диккенс. «Дэвид Копперфильд»
Глава 1
Территория любви и криминала
Профессионально мрачный гаишник – сущее олицетворение
мировой скорби и патологического неверия в добродетель рода человеческого –
прохаживался в сгущавшихся сумерках вокруг машины с таким видом, словно не
сомневался, что она, во-первых, краденая, во-вторых, испускает превышающее все
мыслимые нормы радиоактивное излучение, а в-третьих, именно на ней и скрылись
антиобщественные элементы, ограбившие третьего дня сберкассу на Кутеванова.
Родион философски стоял на прежнем месте, наученный многолетним опытом с
поправкой на нынешние рыночные отношения. Ныть было бы унизительно, а качать
права – бесполезно.
В конце концов сержант с тяжким вздохом, будто сообщая о
предстоящем Апокалипсисе, молвил:
– Покрышки у тебя, братан, ну совершенно лысые…
– А откуда у бедного инженера денежки на новые? –
вздохнул Родион старательно, чтобы сразу обозначить рамки притязаний на его
кошелек.
– Оно, конечно… – согласился сержант.
А дальше пошло по накатанной, вся операция отняла с
полминуты, и Родион, повторяя про себя в уме слова, которые прежде писали
исключительно на заборах, а теперь без точек помещают в самых солидных
изданиях, уселся за руль.
– Сколько содрал, козел? – поинтересовался юный
пассажир, он же кавалер еще более сопливой блондиночки в сиреневой куртке,
из-под которой не виднелось и намека на юбку.
– Полтинник, – сказал Родион, трогая машину.
– Каз-зел… – и юнец, уже изрядно поддавший, принялся нудно и
многословно рассказывать то ли своей Джульетте, то ли Родиону, как они с
ребятами намедни подловили на темной окраине одного такого мусора и прыгали на
нем, пока не надоело, а потом кинули его, падлу позорную, в незакрытый колодец
теплотрассы, где он, надо полагать, благополучно и помер. Голову можно
прозакладывать против рублевой монетки, что все это была чистейшая брехня. А
может, и нет, чистейшая правда. Нынче никогда не известно. Не далее как вчера,
когда Родион ехал по бесконечному, как Галактика, проспекту имени газеты
«Шантарский рабочий» и дисциплинированно притормозил на красный, перед самым
капотом пронесся взмыленный сопляк, лет этак двенадцати, а за ним наперерез
движению промчался сверстник, на ходу запихивая патроны в барабан нагана. И
наган, и патроны, насколько Родион мог судить по армейскому опыту, были
боевыми. Так что черт их поймет, нынешних тинейджеров…
– Куда теперь? – спросил он, не оборачиваясь.
За его спиной отрок, прикрикивая, сковыривал пластмассовую
пробку с бутылки портвейна, а его подружка распечатывала шоколадку. «Уже вторая
бутылка, – подумал Родион, – ведь окосеют, голубочки, вытаскивать
придется волоком…»
– Куда теперь едем? – повторил он громче. За спиной
булькало. Потом отрок чуть заплетающимся языком спросил у подружки:
– А может, к Нинке?
– Прокол, – ответила она, не раздумывая. – У нее
роды вернулись, утром говорила…
– Нет, ну где ж нам тогда трахнуться? – печально
возопил ее кавалер. – Мы сегодня чего, так и разбежимся?
– Ты мужик, ты и думай, – философски заявила подруга.
– Думай… Э, шеф, давай на Карлы-Марлы, знаешь, где книжный
магазин…
– Уж сколько ездим… – заметил Родион, сворачивая на Карла
Маркса. Они были в самом начале длиннющей улицы, нареченной имечком бородатого
основоположника, по слухам, все еще живущего в сердцах мирового пролетариата, а
книжный магазин находился в самом конце. Любопытно, что пьяный отрок
использовал как ориентир и привязку именно книжный магазин, – запало же в
память…
– Не скули, шеф, держи… – В пластмассовую коробочку возле
рычага передач упала еще одна смятая полусотенная. – Ты давай крути
бублик, а мое дело – тебя заряжать… Юлька, поди-ка поближе…
Довольно долго за спиной у Родиона продолжалась энергичная
возня, перемежавшаяся звучным чмоканьем, шумными глотками из бутылки и повизгиваньями
– приличия ради, надо полагать. Он уверенно вел машину, не глядя в зеркальце
заднего вида и не особенно сокрушаясь душой об упадке нынешних нравов, –
частный извоз, пусть даже эпизодический, очень быстро прививает
стоически-философский взгляд на жизнь и приучает ничему не удивляться. По
сравнению с иными эпизодами извозчичьего бытия смачно обжимавшаяся юная парочка
казалась чуть ли не ангелочками… Да и не полагалось ему выражать свое отношение
к происходящему, благо в коробочке лежали уже три смятые полусотенные –
унизительно для интеллигента и инженера, а ничего не поделаешь. Интересно,
откуда у паршивца столько денег? А откуда угодно…
Брезгливость давно притупилась, хотя интеллигентская душа по
старой памяти беззвучно бунтовала. Некая заноза прочно сидела в подсознании, и
он боялся признаться самому себе, что она называется весьма незатейливо.
Зависть. Эти, новые, пусть даже от горшка два вершка, чувствовали себя
хозяевами жизни – в этом-то все и дело, а вовсе не в деньгах, которых у них гораздо
больше, и всегда будет гораздо больше…
Свернув во двор у девятиэтажки с книжным магазином на первом
этаже – магазин ухитрился уцелеть в нынешние печальные времена, но половину
зала, как водится, отдал под ларек с китайским ширпотребом – он уже думал, что
отделался, наконец, от сопляков, избравших его машину территорией любви. Рано
радовался. Кавалер, хоть и пьяный, проявил предусмотрительность:
– Юлька, сиди здесь, – распорядился он, выбираясь из
машины с некоторым трудом. – Пойду на разведку, а то если Катькина бабка
тебя увидит… Ты смотри, шеф, ее до меня не трахни… – и, пошатываясь, направился
к единственному подъезду.
– Веселый у тебя кавалер, – бросил Родион, выщелкивая
из пачки сигарету.
– Не хуже, чем у других, – отрезала соплюшка. –
Кинь табачку, дядя. И не смотри ты на меня прокурорскими глазами… Что, в дочки
гожусь? Вечно вы, старики, этот шлягер поете…
– Годишься, пожалуй, – рассеянно сказал он. – Тебе
сколько, шестнадцать?
– Будет.
– Значит, годишься.
– Ага, а сядь к тебе вечерком в одиночку, сразу на остров
Кумышева повезешь…
– Иди ты, – сказал он беззлобно. – У меня дочке
тринадцать, почти такая же…
– Значит, есть опыт, – усмехнулась соплюшка. – Уже
по подъездам стенки спиной вытирает, а?
– Вот это вряд ли.
Она длинно глотнула из горлышка и фыркнула:
