– Родик, я тебе клятвы верности не давала, да ты ее и не
домогался… Имеет право женщина покупать себе игрушки? Вы-то, мужики, без
зазрения совести лялек снимаете…
На лице фавна не появилось ни смущения, ни цинизма – стоял
себе, олицетворяя глуповатое послушание…
– А насчет того, чтобы убрать муженька, кишка у него
оказалась тонка?
– Ну конечно, – сказала Ирина так, словно фавн был
глухонемым. – Я его за другое ценю (фавн осклабился). В постельных
позициях бесподобен, а вот для убийства непригоден. Убийство – удел безумцев,
вроде нас с тобой… – Она налила бокал до краев и жадно выпила, запрокинув
голову. – Мы ведь безумцы, Родик? Потому и нашли друг друга так легко… и
столь же легко должны расстаться. Короче, ты просчитываешь ситуацию? В соседней
квартире – полдюжины вооруженных мордоворотов, обязанных при нужде защищать
меня, не щадя собственной жизни, и уж тем более жизней чужих. При первом же
выстреле они сюда ворвутся. Если этот выстрел тебе придется в лоб – тем лучше.
Придется немного потрепать себе нервы в объяснениях с милицией, но особых
треволнений не будет. Нас ничто не связывает, невозможно будет доказать, что
были знакомы раньше…
– Понятно, – сказал он, поражаясь собственному
спокойствию и даже гордясь им. – В квартиру вдруг ворвался пьяный?
– Наркоман, – поправила Ирина. – Так надежнее.
Наркотик в крови организуем… Какие бы подозрения у следователей ни родились,
связь между нами доказать будет невозможно. Ну, а если пуля угодит куда-нибудь
в ляжку – бодигарды тебя непременно пристрелят сгоряча… Не надо на меня так
смотреть, Родик. – Она встала, взяла со стола тощенькую пачку денег и
помахала ею. – Я тебе обрисовала только один из вариантов. Есть и второй –
берешь три тысячи и навсегда исчезаешь из моей жизни. Но если еще когда-нибудь
появишься на горизонте – уж не взыщи…
– Ты и этот финал с самого начала планировала?
– А какая разница? – Ирина нетерпеливо помахивала
пачкой. – Мы с тобой одинаково безумны, мне было хорошо, честное слово, но
дальше это продолжать не могу… Расходимся мирно и красиво. Это был красивый
сон, мы проснулись…
Быть может, улыбка у нее была чересчур уж триумфальной… Она
Родиона и взбесила. Сытая, довольная улыбка холеной стервы, умело игравшей
чужими жизнями. Осмелившейся унизить самого Робин Гуда.
Он медленно встал. Поправил куртку. Дуло револьвера тут же
дернулось вслед за его движением – но личико кудрявого фавна было чересчур уж
безмятежным и глупым, даже возникло подозрение, что он не дрался в детстве…
В конце концов, следовало испытать еще и это – герой и
злодей медленно идут навстречу друг другу по залитой солнцем улице, правая рука
каждого замерла над рукояткой кольта…
– А почему ты решила, что нет никаких доказательств нашего
ранешнего знакомства? – улыбнулся он.
– Потому что неоткуда им взяться, – столь же открыто
улыбнулась Ирина. – Записать ты наших бесед не мог, у меня всегда была при
себе глушилка. На худой конец… – Она улыбнулась вовсе уж озорно, лицо стало
совсем юным. – На худой конец, можно и преподнести полуправду: ты нас
подвозил, мы с тобой даже трахнулись в этой самой комнате – пьяный каприз,
бывает, – а потом, когда я отказалась продолжать интимные отношения, ты от
расстройства чувств наплел черт-те что… Знаешь, что самое смешное? Ты никогда
не сможешь доказать, что убил моего муженька.
Он решился. Отработанным движением выхватил из-за пояса
тяжелый «ТТ», отступил на шаг влево:
– Не смогу? Даже имея на руках тот пистолет? Фавн растерянно
таращился на Ирину, болван.
– Ну? – спросил его Родион. – Дуэль или как?
– Ира… – пролепетал тот.
Ирина поняла все мгновенно – Родион не питал иллюзий насчет
ее медлительности. Лицо исказилось, движения вмиг утратили грацию, она
взвизгнула:
– Стреляй…
Родион нажал на спуск. Выстрелил еще раз. Фавн, сотрясшись
всем телом, подломился в коленках. Он падал невыносимо медленно, выронив
револьверчик, с застывшей на лице обидой, казалось, вот-вот прохнычет: «Мы так
играть не договаривались!»
Но не сказал ни слова, конечно. Взгляд угасал, Родион даже подался
вперед в тщетной попытке увидеть тот неуловимый миг, когда душа покидает
тело, – и ничего не увидел. Тело с глухим стуком рухнуло на пушистую шкуру
неубитого медведя, пятная ее кровью, бессильно откинулась рука, взгляд застыл,
вот и все, никаких откровений в грозе и буре…
Рядом послышался то ли стон, то ли длинный всхлип – Ирина
крохотными шажками отступала к окну, держа в поднятой и отставленной руке
тощенькую пачку долларов, искаженное, некрасивое лицо было совершенно
незнакомым – и Родион без всякого сожаления нажал на спуск.
Вторую пулю – последнюю в обойме – выпустил почти в упор. В
сердце – у него не хватило духу испортить лицо. Теперь, когда она лежала,
уставясь застывшим взором в потолок, вновь стала прежней, какой Родион ее
помнил.
Даже в глазах чуточку защипало. Он присел на корточки,
тронул кончиками пальцев еще теплую щеку, тихо сказал:
– Ну зачем ты все испортила, глупая?
Грустно улыбаясь, попрощался мысленно с той – с прекрасной
романтической незнакомкой, возникшей на его пути в мертвенном, пронзительном
свете бело-лиловых фонарей.
Висок сотрясала колючая боль. Чтобы исчезла, пришлось долго
тереть голову ладонью.
Родион поднял голову – кто-то высоченный, зыбкий одним
движением отпрыгнул в полумрак на кухне. Прошел туда и зажег свет – нет, никого.
Вернувшись в комнату, старательно протер пистолет во всех местах, где мог
дотрагиваться, бросил на пол, рядом с оскаленными медвежьими клыками. Круг
замкнулся. Пистолет вернулся туда, откуда начал странствие.
Без малейших колебаний Родион запустил ладони под начинавшую
холодеть лебединую шею, после нескольких попыток нащупал застежку бесценного
ожерелья, расстегнул. Спрятал ожерелье в карман, переправил туда же перстни и
пачечку долларов. Ничего предосудительного он не совершал – в конце концов, до последнего
пытался вести дело честно, получить исключительно то, что причиталось по праву…
В последний раз оглянувшись на Ирину – сердце щемило, но
самую чуточку, протер носовым платком ручку двери, закрыл ее за собой и стал
бесшумно спускаться по лестнице.
Глава 30
Был солдат бумажный
Выехав со двора на улицу, он не сразу избавился от зудящего
ощущения присутствия – казалось, кто-то неощутимый и огромный возвышается на
заднем сиденье, дыша в затылок сырой прохладой. Страха это не вызывало ни малейшего,
просто принималось к сведению, вот и все. На ярко освещенном проспекте
Авиаторов он неведомо почему понял, что остался один в машине.
…Взбежал по лестнице, на ходу вытаскивая Вадикову связку
ключей. Улыбнулся, предвкушая, как к нему прижмется Соня. Увы, прежде любви
надлежало поговорить о делах и просчитать алиби. А потом можно медленно раздеть
ее, повесить на шею бесценное ожерелье и взять прямо на ковре в ореоле острого
брильянтового сверканья…
