Пожалуй, и в самом деле она была опасна, как гремучая змея.
Ничего похожего на скромную канцелярскую мышку, какой показалась сначала.
Но тревоги в душе не было. Потому что у нее не было улик.
Потому что все ее мастерство и нюх легавой были бессильны против шантарского
Робин Гуда, не оставлявшего следов и улик. Она была совершенно права –
идеальных преступлений нет, но есть – нераскрываемые…
Он достал из верхнего ящика детектор и старательно прошелся
с ним по комнате, исследуя кресло, в котором сидела рыжая стерва, вышел,
проделав весь путь, которым она двигалась к выходу. Никаких миниатюрных
микрофончиков – то ли не смогла прилепить незаметно, то ли не располагала
шантарская милиция такой техникой…
Досадливо поморщился, услышав длинный звонок – неужели
вернулась, отрабатывая на нем хитрые методы?
Глава 32
Спиной к стене
Ошибся, слава богу, на площадке стояла симпатичная, коротко
стриженная светловолосая девчонка в джинсах и красной блузке – крепенькая,
похожая на спортсменку, но лишенная портившей женщину коренастости. Перебирая
пачку каких-то бланков невероятно официального вида, с ходу спросила:
– Потаповы здесь живут?
– Сроду не жили, – сказал Родион, с удовольствием ее
разглядывая сверху донизу.
– Ладно, не надо. Вот же написано: двадцать один «а»…
– Двадцать один – это здесь, – сказал он. – Только
никакого «а» при нем не водилось отроду.
– Точно?
– Точно. Всю жизнь здесь живу, мне виднее.
– Так написано же…
Она сунула ему под нос квадратный бланк. Родион нагнулся к
нему – и скрючился от жуткого удара в лицо снизу вверх растопыренной пятерней.
Он мгновенно ослеп, но крикнуть не успел – удар в живот, похоже, ногой, отшвырнул
его в прихожую. Пролетев спиной вперед, он пребольно упал на пол. Корчась, как
выброшенная на берег рыба, попытался нащупать подошвами точку опоры. В квартиру
ворвался торопливый шумный топот нескольких пар ног. Родион успел еще
вспомнить, что все оружие осталось в «берлоге», а в следующий миг его, все еще
слепого, подхватили за локти под азартный девичий выкрик:
– Ра-аз-два, взяли!
И, проволочивши спиной вперед, выламывая руки за спину,
швырнули. Ударившись затылком обо что-то довольно мягкое, он смог наконец
проморгаться. На запястьях звонко сомкнулись наручники, кто-то, едва он
попытался сесть, толкнул, упершись подошвой в плечо:
– Тихо, морда!
Над головой азартно сопели, шумно дышали. Послышались новые
шаги – неторопливые и легкие. Приказным тоном сообщили:
– Всем – не суетиться. Господину Раскатникову можно сесть.
Нависшие над Родионом отступили с завидной поспешностью,
свидетельствовавшей, что приказы незнакомца исполняются мгновенно и
скрупулезно. Родион, упираясь скованными за спиной руками – теперь он
сообразил, что лежит в спальне, возле кресла, – приподнялся и сел,
неуклюже подтянув колени.
Сначала было такое впечатление, что по квартире пронесся с
топотом и гиканьем целый взвод. В спокойной обстановке тут же обнаружилось, что
вторгшихся было всего четверо. Двое крепких, как мини-тракторы, стриженых
ребят, судя и по одежде, и по туповато-агрессивному выражению физиономий,
смотрелись мелкой пехотой без лычек. Тут же стояла девчонка, немедленно
показавшая Родиону язык. Четвертый непринужденно расположился в кресле у стены
– старше их всех, лет пятидесяти, но сухощавый и гибкий, как балетный танцор, с
совершенно седыми волосами и черными бровями. Если это не главный, то Родион –
внештатный сотрудник шантарского угро…
– Ну что ж, давайте знакомиться, – сказал седой
бесстрастно. – Вернее, давайте посмотрим друг на друга внимательно и
вдумчиво…
Сам он, пожалуй, именно так и смотрел. Стриженные ребята
вдумчивостью похвастать не могли, а девчонка таращилась скорее с видом собаки,
которой положили на нос кусок колбасы и настрого наказали сидеть смирно.
Смешно, но Родиона больше всех беспокоила именно она: шалые светлые глаза были
совершенно пустые и наглые…
– Длинные речи любите? – спросил седой.
– Не особенно, – сказал Родион. – Особенно в таком
положении.
– Вот и прекрасно. Где мой порошок? Розовенький такой, в
жестяных баночках, на которых по недосмотру значится, что это чай?
– Лежит в Шантаре, – сразу же ответил Родион. –
Завернут в пластик, ничего с ним не сделается…
– А ваша казна? Нажитая в поте лица?
– Это уж мое дело.
– Вот как? Что же, совершенно не боитесь… эксцессов?
Странно, но Родион не боялся. Без своего клада он становился
полным ничтожеством, потерявшим всякий смысл жизни. Умереть было гораздо проще
и легче.
– А бритвой по яйцам? – осведомилась девчонка. –
Этак не спеша, шкурку сдирая?
– Кира… – укоризненно поморщился седой. – Вы уж ее
простите, Родион Петрович, мотоциклетная девочка, уличное дитя, не успела еще
привыкнуть к светскому обхождению… Хотя, должен уточнить, подметила она верно.
Может быть больно. Весьма.
– Порошок лежит в Шантаре, – сказал он сквозь
зубы. – Если ехать в сторону Чудногорска, нужно остановиться перед
«тещиным языком», возле знака ограничения скорости и пойти через лес к берегу.
На сосне вырезано «Катя». Прямо напротив дерева, метрах в трех от берега, и
лежит пакет.
– А деньги?
– Сто пятьдесят лимонов? Скажите куда, и я привезу. Все
остальное – мое. Честно заработанное.
– А вам не кажется, что следует платить штраф?
– Я не знал, что это так серьезно, – огрызнулся
Родион. – Признаю, виноват, должно быть… но все я вам не отдам.
– Будет больно, – мягко напомнил седой.
– Пускай, – сказал Родион. – Уж лучше сдохнуть…
– Зоя Космодемьянская, вторая серия… – грустно бросил седой.
Видимо, это было сигналом – на Родиона навалились все трое. Он даже не успел
лягнуть переднего в голень, через три-четыре секунды оказался распяленным в
кресле, двое верзил держали его за плечи и лодыжки, так что пошевелиться нельзя
было и на миллиметр. Кира, с циничной ухмылочкой глядя ему в глаза, в два счета
содрала с него до колен джинсы и плавки. Глухо взвыв от бессилия, он все же
отметил, что в руках у нее нет никакой бритвы. Вообще ничего острого. Только
красная жестяная баночка с пепси-колой.
– Итак, где казна? – спросил седой.
– Не отдам… – пропыхтел Родион, тщетно пытаясь не то что
вырваться – дернуться по-настоящему.
– Давай, Кирочка.
Кира, подцепив кольцо большим пальцем, откупорила банку, со
смаком отпила пару глотков и, улыбаясь Родиону, сказала врастяжку:
– Сейчас, беспределыцик, будет фокус…
