Двумя пальцами левой извлекла из нагрудного кармана самую
обыкновенную батарейку «Тошиба», металлическую, с двумя клеммами. Все это
выглядело столь безобидно, что Родион поневоле скривился и подумал – а не люди
ли это Рыжей? Поторопился рассказать про порошок…
– Держите покрепче, господа ассистенты, – распорядилась
Кира деловым тоном.
Гибко опустилась на колени, сцапала сильными пальцами
Родионово мужское естество, одним движением освободила то, что в таких случаях
освобождается, плеснула пепси.
Поднесла батарейку – и чувствительную плоть прошил
казавшийся тонким, как волосок, удар тока, совсем слабый, зудящий комариным
укусом, но через пару секунд колющее неудобство стало нестерпимым, пылающим,
Родион взвыл, выгнулся.
– Где захоронка?
– С-сука… – выдохнул он.
И завопил что есть мочи, не в силах терпеть жгучее
неудобство. Рот ему тут же закрыла маленькая подушечка, прихваченная отсюда же
с кресла, нос предусмотрительно оставили свободным, и он сопел, обливаясь
слезами…
– Где захоронка?
– Не скажу, – прохрипел он.
Очередной приступ боли, не походившей на боль, продолжался
нескончаемо. И все же он держался – выл, корчился, обливался злыми слезами,
хрипел, однако, едва подушечка отодвигалась ото рта, выплевывал страшную
матерщину. Он боролся за свое будущее, за шанс остаться выше толпы, за
сокровище – твердо решив сдаться не раньше, чем начнется что-то по-настоящему
ужасное…
И вдруг понял, что боли больше нет, что к нему прикасаются
только верзилы. Кира стояла рядом, не спеша допивая оставшееся в банке пепси.
– Кирочка, приведи его в порядок, – распорядился
седой. – Платочком аккуратно вытри… Ничего страшного, Родион Петрович,
поболит пару часиков и пройдет. Кира даже заверяет, что якобы повышает
потенцию, но у меня, признаться, не хватает духа экспериментировать. В детстве
сунул палец в патрон, тряхнуло так, что слетел со стола, с тех пор тока не
переношу в любых разновидностях, даже троллейбусов побаиваюсь… Вы себе только
представьте: Кирочку выкинули из техникума, так и не дав выучиться на
техника-электрика. Что может быть смешнее? У девчонки несомненное призвание ко
всему, что связано с электричеством, ей приходят в голову такие идеи и
варианты, что сам великий Фарадей был бы восхищен… Вы инженер, помнится? Как
относитесь к Фарадею?
– Не издевайтесь, – огрызнулся Родион, все еще пребывая
в железных тисках.
– Помилуйте, я и не думаю. Разумеется, с моей стороны
безусловно наблюдается определенная ирония, даже больше, что греха таить –
некоторое злорадство… Но что прикажете делать, когда тебя столь нагло
обворовывают?
– Я же не знал…
– Послушайте… – поморщился седой. – Ну что это за
мальчишество? Судят по результату, а не по намерениям. Почитайте на досуге
уголовный кодекс, там это четко сформулировано. Даже суд на моем месте не питал
бы к вам никакого снисхождения, обязательно закатал бы на тот курорт, где по
капризу дизайнеров натянуто неисчислимое количество колючей проволоки… Так как
вы относитесь к Фарадею?
– С уважением.
– Почему?
– Потому что он пробился своим горбом.
– Вот это правильно, – серьезно кивнул седой. –
Правильное отношение. В точку… А посему давайте внесем ясность, милый друг. Так
уж заведено в нашем мире, что неписаные законы сочинили в сто раз более умные
люди, нежели те, что то и дело рожают писаные. Во-первых, наше знакомство
никогда и не состоялось бы, останься вы законопослушным гражданином великой
России. Не так ли, милейший Родион Петрович? Ну, а если уж вы вторглись на
чужое игровое поле и стали действовать на нем с размахом, безусловно, не самой
последней пешки – естественно ожидать от других участников игры адекватных
действий. И любые стенанья типа «Я не знал, не ведал…» не способны вызвать
никаких других эмоций, кроме тихого презрения. А вам ведь этого не хочется?
Честно?
– Не хочется, – угрюмо сказал Родион.
– Вот видите. Репутацию не завоевывают парочкой удачных
налетов. За репутацию нужно бороться долго, мучительно, кровавя клыки и
зализывая раны. Ни в одной области человеческой деятельности не любят выскочек.
Взять одним махом то, что другими достигалось годами, ценой неимоверных трудов
и, прямо скажем, немалой крови… Так не бывает. А поскольку в нашем, незаметном
и не стремящемся к широкой известности бизнесе методы порицания довольно
специфические… – Он сделал долгую, жутковатую паузу. – Признайтесь,
испуганы?
– Мне неуютно, – сказал Родион. – Но я все
поставил на карту, не хочу быть овцой из стада…
– Вообще-то, похвальное желание. – Он сделал ладонью
небрежный жест. – Отпустите. Господин Раскатников, в общем, раскаивается.
Родиона отпустили. Он выпрямился в кресле. И тут же
скривился – резкое движение отозвалось колючей болью.
– Я сказал бы, вы человек не окончательно пропащий, –
продолжал седой. – После некоторой дрессировки и прохождения курса
молодого бойца могли бы стать членом благородного сообщества… Или у вас другие
намерения?
Родион кивнул.
– Зажить мирным рантье? Что ж, каждому свое… – Он слегка
повысил голос. – Снимите браслеты и всей троицей посидите на кухне.
Хозяйские продукты из холодильника не таскать, на стенах матерные слова не
писать.
– Босс… – негодующе пробормотал один из амбалов. – Что
вы, в натуре…
– Я сегодня в игривом настроении, друг мой, – жестко
улыбнулся седой. – Шутю… Марш на кухню! Кирочка, проследи…
Вся троица торопливо ринулась к выходу, возникло даже легкое
столпотворение в дверях. Вынув освобожденные руки из-за спины, Родион потер
запястья.
– Надеюсь, вы не будете устраивать дурацких штучек с
тигриными прыжками через всю комнату? – усмехнулся седой, отделенный от
Родиона двуспальной кроватью.
– Не буду, – мрачно сказал Родион. Вновь поморщился.
– Больно? – заботливо спросил седой. – Может,
сначала позвать Кирочку на предмет легонького минета? Ну, как хотите. – Он
широко улыбнулся, но в глазах по-прежнему стоял неприятный холод. – Вы
счастливчик, Родион Петрович.
И не принимайте близко к сердцу Кирочкины забавы с
батарейкой – право же, это было нечто вроде общественного порицания,
предусмотренного иными статьями старого уголовного кодекса… После прегрешений,
подобных вашему, люди чувствуют себя заново родившимися счастливцами, если им
удается вырваться голыми и босыми, но с целыми конечностями, не потерявшими в
количестве… Такие уж игры. Открою вам секрет: жестокость и кровь большей частью
проистекают не из пристрастия к садизму, а из жизненной необходимости
поддерживать свое реноме в глазах окружающих, ждущих только момента, чтобы
лягнуть ослабевшего… Впрочем, об этом за все время существования человечества
написано столько, что интеллигентный человек вроде вас должен иметь кое-какое
представление о Боге и установлениях теневой стороны улицы… Вы уж простите, что
пришлось так негуманно поступить с вашей девочкой. По зрелом размышлении сами
поймете, что иного выхода не было. Понимаете ли, она выложила все без
малейшего, поверьте, физического воздействия. Ей даже не показывали ножиков или
утюгов – ну кто из серьезных людей таскает с собой утюги и ножики? Поверьте
человеку опытному: такие люди представляют источник повышенной опасности. С той
же откровенностью начинают петь арии еще на пороге следовательских кабинетов…
Вам это надо? Таких девочек, Родион Петрович, не счесть на каждом углу… – Он
улыбнулся, точнее, показал зубы. – Поскольку на вашем лице не читается
особых эмоций, рискну предположить, что в глубине души вы признаете мою правоту…
