– Что вам нужно?
– Не спешите. В кои веки случилось поговорить с культурным
человеком… Ваша задумка с автобусом была неплоха. Во второй раз, конечно, не
сработает… Кстати, насчет заказного убийства. Кому вы помазали лоб зеленкой –
Вершину, Хоботову или Мазину? Впрочем, я не настаиваю. У каждого свои маленькие
тайны. Все три акции были проведены блестяще, к какой бы из них вы ни были
причастны, работа ювелирная… Родион Петрович, Кирочка обидела вас батарейкой
только потому, что я хотел взглянуть, как вы отреагируете на активное
следствие. Вы хорошо держались. Конечно, это еще ни о чем не говорит. Есть
обработка, которая быстренько сломала бы и вас, и людей потверже, но в мою
задачу это не входило… Вы, повторяю, счастливец.
Кокаин мы, признаюсь, уже извлекли. В самом деле, нисколечко
не подмок. А деньги, если уж совсем откровенно, были не мои. Но оба этих факта
ни в коем случае не спасли бы вас от штрафа. Вас выпотрошили бы дочиста, пустив
голым и босым – а то и закатав под асфальт… Можете мне поверить, так и
случилось бы. Хотя я не уверен, что вас непременно убили бы – ведь в милицию
или Чека вы пойти никак не можете… Более того, они к вам сами приходят.
Очаровательное создание – Дашенька Шевчук, а? Интересно, вы представляете, что
это за кобра?
– Представляю, – сказал Родион. – Наслышан.
– Вам невероятно повезло. Тех ста пятидесяти миллионов я с
вас требовать не буду. Владейте. Мало того, сделаю так, чтобы их хозяин
бесповоротно потерял след. Поскольку я не филантроп, вам придется отслужить.
Один-единственный раз.
Родион поднял на него глаза, натянуто усмехнулся:
– Интересно, что это за одна-единственная услуга ценой в сто
пятьдесят миллионов?
– И весом, добавлю, всего в девять граммов… Точнее, учитывая
контрольный выстрел, в восемнадцать.
– Кого? – тихо спросил Родион.
Седой вынул руку из внутреннего кармана, глянул на плоскую
черную коробочку, оглянулся на окно:
– Дашеньку Шевчук. По-моему, вы на собственном опыте поняли
уже, насколько эта очаровательная особа может усложнить жизнь мирному
обывателю…
– Вы серьезно?
– Абсолютно. Это и будет ваш выкуп.
– Она, наверное, многим мешает жить? – спросил Родион.
– Не то слово.
– И мешает, надо полагать, долго?
– Дольше, чем следовало бы.
– Неужели вы первый, кому эта светлая идея пришла в голову?
– И даже не десятый, наверное, – безмятежно сказал
седой. – Не стану скрывать, задание архисложное. Пытались не раз – правда,
не все покушавшиеся попали в цепкие лапы закона, так что не служите по себе
панихиду заранее.. Да, нелегко. Адски трудно. Но вы – везучий новичок, которому
удавались весьма сложные дела. Везение, как считают некоторые, по праву
считающиеся знатоками предмета, такая же физическая категория, как ловкость в
управлении машиной или хорошая реакция. И потом, вы человек со стороны. Вас неимоверно
сложно будет вычислить.
– И все же…
– Родион Петрович! – с мягкой укоризной сказал
седой. – Это не дискуссия. Это, если хотите, производственное совещание. И
к претворению исторических решений в жизнь вы приступите завтра же. Реквизит
получите. Пистолет пристрелян. Если нужна машина, чтобы не светить одну из
ваших, скажите. И никто не будет подстерегать вас с обрезом наперевес
неподалеку от театра военных действий – на вас уже висит столько… Кое о чем я,
вероятно, и не знаю – вы же вашей девочке далеко не все сказали… Вы в ситуации,
когда никакое сотрудничество со следствием не спасет от стенки. А пожизненное
заключение – штука еще пострашнее стенки… Лучше уж – самому и сразу. Вас не
надо держать в руках после…
– Нужно же знать… – сказал Родион.
– Ну разумеется. Бессмысленно браться за работу, не зная ее
адреса, распорядка дня, прочих мелочей… Я вам все расскажу. Все, что знаю сам,
а это немало.
– Завтра?
– Лучше всего не оттягивать. Для вас же безопаснее. Я не
знаю, что она против вас накопала, но могу вас заверить – эта очаровашка просто
не умеет останавливаться на полпути. В случаях, подобных вашему. Не попрет с
голыми руками на тяжелый танк – но при всем моем к вам уважении не могу
зачислить вас в категорию сухопутных броненосцев… Вы, часом, не оскорбляли ее
самолюбие?
– У меня создалось такое впечатление, – сказал Родион
не без некоторого самодовольства.
– Это осложняет дело. В общем, тянуть нельзя. Ах да, насчет
пряника, сиречь свободы и нетронутой вашей казны я уже объяснил. Нужно
поговорить и о кнуте – как в таких делах без кнута? Не будем размазывать.
Удачным исходом дела признается лишь летальный исход. Все прочее означает
невыполнение контракта с незамедлительными санкциями. Во-первых, вас обдерут,
как липку. Я не знаю, где ваша захоронка. Ваша девочка этого не знала, но это
не препятствие для настойчивого человека. Во-вторых – ваша дочь. Недоумок или
человек несерьезный стал бы вам живописать отрезанные пальчики или
изнасилование целым взводом. Ничего подобного не будет – нерационально. Но могу
вас заверить: в случае неудачи ваша дочка погибнет. Это, повторяю, не из
садизма. Все проще: если узнают, что человек, не выполнивший моего поручения,
остался безнаказанным, моя репутация получит серьезный урон – с последствиями,
которые меня решительно не устраивают. Я вам должен давать какие-то жуткие
клятвы, дабы уверить в серьезности моих слов?
– Не надо, – сказал Родион, глядя ему в глаза. Все было
ясно и так. Седой был смертью – только без балахона и косы.
– Рад, что договорились…
…Как и обещал, Родион не двинулся с места, пока не хлопнула
гулко входная дверь. Встал, прошел на кухню и долго пересохшим ртом пил воду
из-под крана – пока рубашка не промокла окончательно, пока в животе не
образовался тяжелый плещущий ком.
Вышел в прихожую, взял со столика тяжелый красно-коричневый
«ТТ» и обойму, запаянную в прозрачном пластиковом пакете. Седой не хотел
рисковать – предназначавшаяся для обоймы пустота в рукоятке была к тому же
наглухо забита еще одним пакетом, скомканным, сидевшим, как пробка. Родион немало
повозился, вытаскивая его пинцетом. Он ни за что не успел бы вставить обойму,
выскочить следом за незваными гостями, когда они уходили…
Оттянул затвор, нажал на спуск. Пистолет сухо щелкнул.
«Одной обоймы вполне хватит, – сказал седой. – Вам же не перестрелку
там устраивать…»
Внутренних препятствий не было никаких. Дашенька ему самому
казалась предпочтительнее в холодном, горизонтальном положении – такая уж
некрофилия, не посетуйте…
Закурив, Родион уселся в кресло, задумчиво вертя оружие.
Седой просчитал все прекрасно, он не знал одного – что дочка сейчас казалась
Родиону чужой, в точности, как и Лика. Это избалованное и капризное существо
почти не вызывало уже никаких родственных чувств.
