Пистолет был за поясом, слева. На какой-то момент он всерьез
прикинул шансы: не выстрелить ли отсюда, опустив стекло левой дверцы?
Вообще-то, при промахе можно послать еще парочку пуль, прежде чем начнется
тарарам…
Нет, чересчур рискованно. Давно и справедливо сказано, что
пистолет – оружие идиотов. Даже столь убойная и надежная машина, как Тульский
Токарева. Стрелять придется метров с сорока, нет гарантии, что попадешь в
голову, а без этого не стоит и пытаться. Кто ее знает, может щеголять в
бронежилете, привычка к подобным знакам внимания со стороны мужчин…
Остается первоначальный вариант – возле дома. Все возможные
позиции для стрельбы давно изучены, пути отхода просчитаны, есть даже болван,
которому предстоит сыграть роль козла отпущения, если Даша окажется крайне
хитра…
Во-от они и мы…
Даша, в черных джинсах и черной куртке, не спеша шагала к
«Оке» в сопровождении незнакомого типа в штатском. Неужели поедут вместе? Нет,
он отошел, направился к пешеходному переходу.
Родион включил зажигание. Даша уверенно вырулила со стоянки,
поехала в крайнем левом ряду. Родион тронулся следом, отделенный от нее
четырьмя машинами. «Ока» шла ровно, не перестраиваясь без нужды, не метаясь из
ряда в ряд – так и должен вести себя человек, не подозревающий о слежке и не
пытающийся провериться.
Сам он извертелся, пытаясь определить, не едет ли кто-то за
ни м. Не хватало должного опыта. Любая из двигавшихся сзади машин могла
оказаться хвостом. Кроме тех, что обгоняли, конечно. Это Родиона чертовски
нервировало, он время от времени снимал с руля то одну, то другую руку, вытирал
о брюки влажные ладони. Раньше все было совершенно иначе…
Внимание! У «Оки» замигал левый поворот. Куда она может
сворачивать, если до следующего перекрестка далеко, а во дворы не повернешь,
повсюду заборчики, хоть и невысокие…
А-а… Даша остановилась у тротуара, напротив серого дома
сталинской постройки, стоявшего буквой «П» – короткая перекладинка отодвинута
далеко в глубь двора, образованного длинными пятиэтажными крыльями. Вышла,
заперла машину, не оглядываясь, сунув руки в карманы куртки, направилась к
короткой перекладинке, к единственной двери, высокой, двустворчатой.
Родион за ней больше не следил – стало некогда. Пришлось
проявить чудеса виртуозности, чтобы подрезать парочку машин в правых рядах и,
не доезжая до перекрестка, притереться к обочине. Свернул вправо, за газетный
киоск. Слава богу, стоянка здесь разрешена. Вылез, почти бегом вернулся назад.
Стараясь не суетиться, встал в очередь к киоску, где продавали сосиски в тесте.
Последняя порция только что разошлась, так что очередь не двигалась, и это его
вполне устраивало.
Нечего было и пытаться высмотреть слежку. Место бойкое –
длиннющая автобусная остановка, где пересекался десяток маршрутов, а вдоль нее
тянулся еще более длинный ряд киосков, меж которыми примостились с семечками,
газетами и прочей мелочью коробейники обоего пола. Людской поток служит живой
иллюстрацией к броуновскому движению – толпятся на остановке, толкутся у
киосков, бродят бесцельно, за тобой может следить дюжина опытных топтунов, а ты
и не заметишь… Одно хорошо: сам можешь сколько угодно таращиться по сторонам,
притворяясь, что иногда провожаешь взглядом особо стройные ножки и особенно
короткие юбки.
Ни одна машина так и не повторила его маневр. Его «хонда»
торчала неподалеку от магазина в полном одиночестве. Напряжение понемногу
спадало, Родион успокаивался, ладони уже не потели. Когда настала его очередь,
он, промешкав секунду, попросил две сосиски. Даша все еще не показалась. Без
всякого желания стал понемногу откусывать горячее тесто. Приходилось прямо-таки
пропихивать его в желудок отчаянными, длинными глотками. Надо растянуть
подольше – человек, жующий что-то на улице, являет собою самое мирное зрелище,
никому и в голову не придет удивляться, что он надолго задержался под деревом…
Может, у нее в том доме любовник? Тогда следует настроиться
на долгое ожидание. Седой об этом доме ничего не говорил, но вряд ли
располагает всеобъемлющим досье. Сам признался, что всего о Рыжей не знает
никто…
Он едва не пропустил появление Даши. А увидев ее, невольно
залюбовался: рыжие волосы развеваются под прохладным ветерком, голова гордо
посажена, походка энергичная, как будто она рассчитывает провернуть сегодня
кучу дел… ну, положим, ей и в самом деле неизвестно, что сегодняшний день для
нее – самый неудачный в жизни. «Не нужно было становиться на дороге у Робин
Гуда», – мысленно посоветовал Родион. И, неуклюже проглотив последний
кусок, почти побежал к машине.
Рвануть с места не удалось – людей было много, да к тому же
поблизости торчала машина ГАИ. Пришлось смирнехонько ждать зеленого. Белая
«Ока» уже отъезжала довольно далеко по бывшему проспекту имени Сталина. Родион
прибавил газу.
Вскоре они вновь оказались в невидимой связке – отважная
охотница, которой пришлось стать дичью, и ее неумолимый преследователь.
«Неумолимый преследователь» – повторил Родион про себя, смакуя эти слова. Вкус
у них был великолепный, в нем смешались победа и золото, превосходство и азарт.
Она ехала столь же аккуратно, умело, чувствовался опытный
водитель. Родион, подобравшись поближе – теперь его отделяло от рыжей мишени
всего два автомобиля, – жадно пожирал глазами затылок дичи. Словно оргазм,
его пронизывало ощущение дикой, противоестественной любви-ненависти,
желания-отвращения. Без преувеличения можно сказать – сейчас он ее любил. За
то, что оказался ловчее, смелее, хитрее, предусмотрительнее. За то, что мог ее
убить вопреки придуманным мелкими людишками законам, а вот она не могла
причинить ему вреда, жалкая кроха…
Взглянул на часы, прикидывая. Девять шансов из десяти за то,
что она все же едет домой – некуда сворачивать, справа рядок частных домиков,
за которыми пустынный берег Шантары, слева необозримые пустыри с
законсервированными со времен развитого социализма стройками, вот показалось
помпезнейшее и нелепейшее здание обкома КПСС, этакий уродливо растянутый в
длину Парфенон рыже-коричневого цвета. Не успели в свое время достроить, а
теперь оно и вовсе никому не нужно, даже вездесущие коммерсанты не
заинтересовались…
Можно обгонять. Сменив очки на темные, Родион притоптал
педаль газа и промчался мимо, не взглянув. Свернул влево, еще раз влево, узкими
улочками обогнул проспект Авиаторов, покружил по дворам. И притормозил у
гаражей.
Загнав патрон в ствол, поставил курок на предохранительный
взвод, не снимая темных очков, запер машину. Никого вокруг. Доверенность на его
имя лежала в кармане – на всякий случай, если придется уходить без машины,
огородами…
Уверенно пройдя по заранее изученному лабиринту гаражей,
свернул к недостроенной девятиэтажке. Быстро оглядевшись, нырнул в дверной проем,
пачкая кроссовки в смеси опилок и песка, достиг лестничной площадки, лишенной
пока что перил, взбежал на пятый этаж.
Вид открывался прекрасный – для его целей, естественно.
Дашин подъезд был как на ладони. И ольховский обормот, подряженный за двести пятьдесят
баксов, сидел на лавочке – всего в каких-то пятнадцати метрах, так что Родион
различал все его багровые юношеские прыщи. Хоть и ругают архитекторов за их
привычку строить дома вплотную один к другому, как спички в коробке, нужно
признать, что Родиону они оказали немаленькую услугу…
