Радость переполняла его. Улыбка стала блаженной. Все были
живы – и Лика, и Зойка, и Ирина, и даже кобелино Вершин. И тот милиционер был
жив. Чуточку жаль, правда, что не существовало Сони, скорее всего, явившейся в
кошмары из-за вынужденного воздержания. Но ведь это означало, что и Князя с его
людьми не существовало никогда – до ранения и травмы Родион о них в жизни не
слышал, значит, и они были порождены больным мозгом…
Вопли мегафона на улице отодвинулись куда-то далеко – мир
кошмаров и иллюзий пытался напомнить о себе, но Родион не собирался на него
отвлекаться, переполненный тихим блаженством от того, что все было ложью, что
все остались живы.
Он смеялся – громко, радостно, совершенно по-детски. С
острым наслаждением упивался громыханьем мегафона – теперь, когда наконец-то
добрался до истины, любые детали полонившего его кошмара казались смешными и
нелепыми.
Сомнения, таившиеся где-то в немыслимом отдалении, можно
было не принимать в расчет. Не счесть примеров, когда человек прекрасно
осознает во сне, что спит, что окружающие монстры попросту чудятся. Случается,
правда, что сон пытается обмануть спящего, подсовывает еще более изощренные
иллюзии, уводит все ниже и ниже, на новые уровни нереальности – скажем, снится,
что ты проснулся, а значит, сна больше нет, все вокруг предельно реальное. А на
самом деле ты преспокойно спишь дальше – и замираешь в смертной тоске от
окружающих ужасов, якобы пришедших с пробуждением. Родион не раз с таким
сталкивался и в детстве, и после.
Был безотказный способ проснуться – опрометью кинуться вниз,
с высоты. Если снился дом – из окна. Если снились горы – с горы. Исключений
просто не существовало. Пожалуй, и бред должен подчиняться тем же
закономерностям… Отбросив дымящийся окурок на середину кухни, он запустил руку
во внутренний карман, нащупал рубчатое яйцо гранаты. Вытащил, нагревшуюся от
тепла тела. Зажал в кулаке и вырвал чеку. Швырнул ее в сторону окурка.
Поднялся на подгибавшихся ногах, прижался к стене. Снаружи
притихли. Осторожненько высунувшись, он увидел на крыше противоположного дома
зеленые верхушки шлемов над парапетом. Расхохотался – смеясь над ними, над
кошмариками.
Если он доискался до истины, значит, и выздоровление близко?
Быть может, начинает приходить в себя и вскоре увидит Лику?
Одним рывком перевалился через подоконник, бросив тело
вперед, словно нырял в воду. Острая боль от застрявших в раме осколков стекла
резанула грудь и живот. Серый асфальт и белые крыши милицейских машин неслись
навстречу, причудливо вихляясь и кружась, вырастая с немыслимой скоростью,
сомнения и страх вновь ожили в нем, в смертном ужасе обрывалось сердце – и
Родион разжал пальцы, растопыренной ладонью по-прежнему прижимая гранату к
груди, проваливаясь в бездонный мрак, все еще не понимая, смерть или пробуждение
таились в бездне…
