Родион направился следом за ней к валявшимся возле густых
зарослей полураскрошившимся бетонным блокам, ощущая скорее любопытство – чем
это все кончится? Независимо от того, выгорит или нет, приключение, что ни
говори, с капелькой романтики…
Вокруг валялось неисчислимое количество пробок, газетных
обрывков, пустых оберток от шоколада и китайских печенюшек, в лунном свете
тускло отблескивали россыпи стеклянного крошева – целой бутылки он не увидел ни
одной, успели подобрать вездесущие бичи. Дальше, за кустами (на ветках еще не
было ни единого листочка) лежали на воде длинные желтые отблески фонарей,
словно огромное морское чудовище, темнел остров Кумышева, а на том берегу
светились бело-синие фонари вдоль набережной и сиял окошками длинный ряд
девятиэтажек.
Ирина, подстелив полы плаща, непринужденно уселась на
пыльную бетонную глыбу, отхлебнула из бутылки и подняла на него глаза:
– Слушай… Если ты криминальный мальчик, давай попросту –
забирай все эти побрякушки, – она тряхнула длинными тонкими пальцами, и
камни в перстнях сверкнули разноцветными лучиками, – и сваливай. Орать не
буду, а приметы дам чужие – плевать, все застраховано, да и муженек будет во
всем виноват, новые купит, как миленький…
Родион поднял ее с бетона и, просунув ладони под плащ, обняв
тонкую талию, притянул к себе. Она обмякла в его объятиях, не протестуя и не
вырываясь, припала к губам. Тело было жарким и хрупким, в его руках покорно
замерла определенно изголодавшаяся женщина. Прошло довольно много времени,
прежде чем они оторвались друг от друга, чтобы перевести дыхание.
– Кажется, я тебя зря заподозрила… – сказала она, чуть
задыхаясь. – Целуешься бережно… Отпусти, я глотну твоей дряни… Тебя дома
не потеряют?
– Да нет, – сказал он искренне.
– Сложности?
– Ага, свои…
– Вот и прекрасно, – усмехнулась она, усаживаясь на
бетон. – Ладно, ты на сегодня – мое приключение, если ничего не имеешь
против…
– А как…
– Все устроится. Увидишь.
– Слушай, не пойму я, – сказал он искренне, усаживаясь
рядом и обнимая ее за плечи. – Этак вдруг…
– Вы что, моралист, дон Сезар?
– Да нет, пожалуй. Не пойму просто, к чему вдруг соблазнять
простого кучера…
– Симпатичного кучера, – усмехнулась она. –
Приятно пахнущего недешевой туалетной водой «Шевалье»… Родик, если у женщины
есть куча бриллиантов и прочих дорогостоящих благ, это еще не значит, что
имеется и шеренга великолепных мужчин, готовых вмиг удовлетворить естественные
женские желания. Наоборот. Родной муженек, чтоб ему сдохнуть, сам трахает раз в
год, а в остальное время пускает по пятам хвостов, чтобы блюли нравственность,
микрофоны, гондон, в пудреницу подкладывает. А в том кругу, где имеем счастье
вращаться, сплошь и рядом не с кем прокрутить любовь. Пользовалась пару раз
мальчиками по вызову, но от них такая тоска… Как роботы. Ты вообще кто?
– Совдеповский инженер с женой-бизнесменшей, – сказал
он, подумав.
– Ага, вот почему и ухоженный… Комплексы есть? Ты не молчи,
и так знаю, что есть. Ничего унизительного, у меня у самой их, что блох…
Супруга под каблуком держит?
– Самое поганое, что не держит, – сказал он неожиданно
для себя откровенно.
– Понимаю, – сказала она, положив ему голову на
плечо. – Нет, правда, понимаю, хоть и пьяная… И это еще хуже, а? Бог ты
мой, куда ни посмотри – такая безнадега… И это еще хуже, когда не держит…
Уехать бы за бугор, так там и вовсе с тоски умом рехнешься – насмотрелась на
них, спасибо… Выпьешь?
Мысленно махнув рукой, он глотнул приторно-сладкой дряни
несомненно химического происхождения – от пары глотков не развезет, в бардачке
валяется пара мускатных орешков. От ночной реки тянуло промозглой сыростью,
Ирина зябко поежилась, запахнулась в плащ:
– Сто лет так не сидела… Благодать какая.
– Не замерзнешь?
– А, сейчас допьем и поедем… Ты не бойся, этот обормот и в
самом деле не проснется, хоть из пушки пали.
– Послушай, а ты-то кто?
– Какая разница? – усмехнулась она. – Случайная
подруга дона Сезара, выпорхнувшая на часок из золотой клетки…
Глава 6
Золотая клетка
– А он? – спросил Родион, кивнув в сторону видневшейся
отсюда машины, – она стояла в тени, поодаль от фонарей, метрах в
пятидесяти.
– Крутой мэн, разве не видно? – прозвучала в ее голосе
неподдельная тоска. – До определенного момента держался, а потом вдруг
резко слетел с резьбы – деловитости все меньше, а водочки все больше, сил уже
нет… Не мафиози, не трепещи, наш отечественный Форд и Вестингауз… в прошлом.
Поедем, может? Сейчас допью только… – Она закинула голову, переливая в себя
остатки бледно-розовой жидкости.
Поблизости затрещали сухие кусты. Глянув в ту сторону,
Родион ощутил неприятный холодок – как сердце чуяло, нарвались. Будь один,
сбежал бы без всякого стыда, а теперь ведь не бросишь ее, и баллончик остался в
машине…
Они выходили из кустов волчьей вереницей – видавшие виды
шантарские тинейджеры, соплячье в непременных кожанках и спортивных штанах.
Каждого в отдельности можно без особого труда прогнать на пинках вокруг города,
если только не надоест бегать на такие дистанции, но в стае опасны, как чума.
Он машинально считал: пять… шесть… Семеро. И не похоже, чтобы собирались
разойтись мирно – держат курс прямо на сидящих, старательно притворяясь, будто
и не замечают их, но передние очень уж многозначительно захихикали, а
замыкающий, тащивший на плече длинный магнитофон, громко запел нарочито
гнусавым голосом:
– Я снимал с ее бедер нейлон, я натягивал тонкий гондон…
Место было глухое, частенько мелькавшее в криминальных
сводках. Родион только сейчас понял, какого дурака свалял. Сунул руку под
куртку, надеясь, что на них подействует.
Не похоже что-то. Шпанцы остановились полукругом метрах в
десяти от них, тот, что волок магнитофон, поставил его на землю, поддернул
штаны, с пакостной ухмылкой созерцая парочку. Ирина, глядя на них без малейшей
тревоги, вдруг громко сказала Родиону:
– Смотри, как поздно деточки гуляют, о чем только родители
думают…
Ни черта она не понимала, сразу видно. Привыкла к насквозь
безопасной и беспечальной жизни.
– Эй, мужик! – нарочито равнодушным голосом окликнул
Родиона один. – Ты сам слиняешь или ускорение придать?
В руках у них ничего не было, это давало зыбкий шанс. Заведя
руку за спину, Родион нащупал пустую бутылку, поставленную на бетон Ириной,
сжал пальцы вокруг высокого тонкого горлышка. За себя он, если подумать, не
боялся, и хорошая драка была делом привычным, хоть и подзабытым. Трахнуть
бутылкой по бетону, потом вмазать «розочкой» по роже первому попавшемуся – да
как следует, чтобы кровь брызнула. Врезать еще одному-двум под истошные вопли
порезанного – можно и прорваться. Что она сидит, как дура, неужели не понимает?
