С пола на Родиона неподвижными янтарно-желтыми глазищами
уставилась черная медвежья морда, оскалившая жуткие клыки. Он с любопытством
шагнул вперед, присел на корточки и потрогал белоснежные зубищи. Что-то тут
было не так: шкура была чересчур огромной, не меньше шести метров в длину, а
медвежья башка – вовсе уж гигантской, чуть ли не в половину человеческого
роста. В природе таких медведей не бывает, точно – да и клыки на ощупь какие-то
странные…
– А, это синтетика, – безмятежно сказала Ирина, ставя
на пол, рядом с медвежьей лапой, бутылки и высокие стаканы. – Понравилось,
и купила – то ли на Крите, то ли в Палермо, не помню толком… Пощупай, правда
мягкая? Ты плюхайся прямо на нее, сам видишь, мебели нет, когда я здесь, жизнь
на полу главным образом и протекает…
Родион опустился на шкуру, в длинный густой мех, и в самом
деле ничуть не напоминавший на ощупь жесткую синтетику. Огляделся. Огромный
телевизор стоял прямо на полу, в уголке, рядом – черный музыкальный центр из
нескольких блоков. Больше ничего в однокомнатной квартире и не было – только
картины по стенам. Он попытался определить, где тут дверь меж квартирами, но не
смог ее высмотреть – видимо, искусно замаскирована.
Ирина тем временем включила магнитофон, сунула первую
попавшуюся кассету. Он несколько раз слышал эту песню с часто повторявшимся
припевом: «Э-о, э-о…» – в музыкальных заставках семнадцатого канала ее
частенько крутили. Расслабился, блаженно прикрыв глаза – на сей раз не
терзаемый никакими комплексами, несмотря на роскошную отделку этого гнездышка,
несмотря на то, что его пригласила на роль дарушки взбалмошная богатенькая
дамочка, он вовсе не чувствовал себя в роли жиголо. Не брать у нее денег, и все
тут. И никаких комплексов. Красивой женщине хочется мужика, только и всего, не
бродягу подобрала, в самом-то деле…
– Ты коктейли пьешь? – спросила Ирина, возясь с
фигурной, почти дискообразной бутылкой. Он узнал «Реми Мартин» – Лика тоже,
случалось, покупала.
– За рулем, вообще-то…
Впрочем, до дома ему оставалось ехать какой-то километр,
если свернуть на Котовского, оттуда дворами на Озерную – можно проскочить,
избежав нежеланных встреч, так что пару стаканчиков безбоязненно осилит…
Он взял у Ирины высокий стакан с золотым ободком и крохотным
золотистым кентавром, отхлебнул глоток.
– Ты когда душ принимал последний раз? – спросила она буднично.
– Сегодня утром.
– Я тоже, так что обойдемся без водных процедур… – Ирина со
стаканом в руке опустилась рядом с ним, утонув в пушистом мехе, положила голову
ему на бедро, задумчиво глядя в угол. В такт учащенному дыханию колыхалось
ожерелье, разбрасывая брильянтовое сияние. – Про баксы не забудь, я ж тебе
должна…
– Обойдусь.
– Ну, за переноску тела все равно можно взять без ущерба для
гонора…
– Обойдусь, – повторил он решительно.
Она повернула голову, снизу вверх лукаво взглянула в глаза:
– Прекрасно, дон Сезар, я в который раз очарована…
– А револьвер твой где?
– В той квартире остался.
– Значит, если бы я там, на берегу, взял побрякушки и пошел,
шарахнула бы в спину?
– Ага, – безмятежно призналась Ирина. – Вовсе не
из скупости, а от разочарования в кавалере – женщины такие вещи не прощают.
– А может, я очень хитрый. – Родион рассеянно играл ее
волосами. – Когда разнежишься, грохну по голове и квартиру обчищу
качественно…
Она напряглась – но только на миг. Проворчала:
– Шуточки у тебя… Богатые таких пужаются, имей в виду на
будущее. Не дури, я к тебе уже присмотрелась. И видела кой-какой… элемент. Так
что не строй из себя, выпей лучше…
Расстегнула ему пару пуговиц и прижалась щекой к его голому
животу, царапнув кожу вычурной сережкой. Сейчас она была совсем другая – тихая,
неторопливая в движениях, расслабленная. Родион погладил ее грудь под тонким
бархатом, зажмурившись от приступа извечного мужского самодовольства. Как
выражался циник и кобелино Вадик Самсонов, высший кайф в том, чтобы поиметь очаровательную
женщину, когда за стеной дрыхнет муж…
Она вдруг дернулась, словно подброшенная беззвучным взрывом,
вцепилась в его плечи, опрокидывая на себя, прижалась, обеими руками обхватив
за шею так, что перехватило дыхание. Стакан улетел куда-то, но упал в пушистый
мех и не разбился. Ухо защекотало частое жаркое дыхание, узкие ладони метались
по его телу, царапая кольцами, срывая рубашку. Одна за другой отлетали
пуговицы, Родион не сразу успел и последовать за порывом страсти, в ухо рвался
стонущий шепот:
– Снимай платье… Рви! Рви его к чертовой матери, я тебе
говорю! Рви в клочки!
Секунду поколебавшись, он рванул тонкий бархат, послушно
расползавшийся под пальцами, как паутина. Ничем извращенным тут и не пахло,
просто она была чертовски голодна, что нетрудно определить опытному мужику, не
стремясь к долгим ласкам, заставила побыстрее взять ее и навязала бешеный ритм,
самый примитивный, бесстыдно простой, подстегивая отчаянными стонами, и очень
быстро замерла под ним, вскрикнув, расслабленно вцепившись ногтями в его спину.
И, едва отдышавшись, вновь обхватила за шею – на сей раз все
происходило медленнее, нежнее, она словно бы оттаивала, неспешно лакомилась,
пробовала, на что он способен, казалась ненасытной, овладела им настолько, что
он потерял всякое представление о времени, а мир состоял из дикого,
пронзительного наслаждения…
Он лишний раз убедился, как опасно заранее преисполниться
самомнения, полагаясь лишь на прошлый опыт, – сиречь немалое число
постелей, где доводилось пребывать в женском обществе. Ирина вычерпала его до
донышка – но опустошенность тела вовсе не сопровождалась опустошенностью души,
он с полным на то правом ощущал себя равноправным участником приятной обоим
игры, он не зависел от нее ни в чем, и она осталась довольна. Есть от чего почувствовать
себя настоящим мужиком – если откровенно, впервые за последний год. Хоть и по
воле случая, но все-таки именно он оказался с потрясающей женщиной, безвольно
лежащей сейчас в его объятиях. Он громко фыркнул.
– Что ты всхрапываешь? – спросила Ирина утомленно-счастливым
голосом.
– Самая настоящая фраза из анекдота, – сказал он,
нашаривая пачку сигарет посреди мягчайшего меха, в котором рука тонула чуть ли
не по локоть. – Ты мне своей серьгой весь живот расцарапала…
– Серьезно?
– Ага.
– Ну, прости, очень уж вкусно было… Бедненький… – Ирина
гибко извернулась, склонилась над ним и, едва уловимо прикасаясь, прошлась
губами по царапинам. – Тебя супруга, когда вернешься, осматривать не
будет?
– Да нет, что-то не помню за ней такого…
– Счастливчик… А меня порой осматривают, знаешь ли. Поставив
голой под люстру.
