– Ничего, доплетемся, тестев коньячок оприходуем
безжалостно. Не купюру же с него брать – а пуп напрягать совершенно задаром
тоже вроде бы негоже…
– С Наташки получишь, – фыркнул Родион.
– Так это само собой, и к вознаграждению за труды вроде бы
отношения не имеет… Взяли?
– Взяли, – вздохнул Родион.
Они подхватили ящик с красивыми фирменными надписями и
поволокли дальше, лениво чертыхаясь, скорее по обязанности русского человека,
не привыкшего выполнять работу без ритуальных сетований на судьбинушку
Самсонову, былому сокурснику и компаньону по иным забавам, имевшим место быть
до женитьбы Родиона на Лике (да и потом, что греха таить, иногда по старой памяти
случалось всякое), Родион не то чтобы завидовал – скорее, слегка удивлялся
капризному норову Фортуны, из двух практически одинаковых заготовок
производившей два совершенно разных изделия.
Вадьке Самсонову не то чтобы все удавалось – просто, как
говорится, умел ухватить у жизни. По табели о рангах «Шантармаша» он
располагался гораздо ниже Родиона – зато уже три года параллельно с основной
работой крутился в одном из множества загадочных кооперативов и прочих
акционерных обществ (другой псевдоним – малые предприятия), которыми завод
как-то незаметно ухитрился обрасти. А может, и не в одном – во всем, что
касалось сих таинственных фирмочек, то ли перепродававших с наценкой
шантармашевские холодильники, то ли торговавших неведомо откуда взявшимся
спиртом, Вадька сохранял упорное молчание и притворялся, будто не понимает
Родионовых намеков насчет готовности примкнуть к строителям капитализма (так
что Родион в конце концов, чтобы не унижаться лишний раз, перестал
навязываться).
Правда, никак нельзя сказать, что старый приятель
зазнался, – остался совершенно таким же, как в былые годы, своего
превосходства никак не выказывал и был, по сути, единственным прежним знакомым
Родиона по заводу, кто и до сих пор частенько посещал его четырехкомнатную
«сталинку», ставшую Ликиной вотчиной… Лика, правда, его недолюбливала,
признаваясь Родиону, что втихомолку питает к Вадьке стойкую классовую ненависть
(она-де не только торгует, но и вдобавок производит, а Вадька – перекупщик
чистейшей воды, счастливо существующий, не зная гнета давящих на частного
производителя налогов). Чем Вадька ничуть не смущался, поддразнивая ее ехидными
шуточками, порой балансировавшими на грани светских приличий. Как бы там ни
было, Самсон остался чуть ли не единственным, с кем Родион мог спокойно пообщаться
за бутылочкой, да и поговорить довольно откровенно. Увы, в последний год
встречи стали редки – Вадька пристроился в официальные любовники к дочке
Могучего Михея, начальника одного из цехов (по сути, небольшого завода),
человека номер два в загадочной сети тех самых фирмочек и ТОО, обсевших
«Шантармаш», как лягушки – лужу. Трудно сказать, то ли там был расчет, то ли
все сложнее – дочка была девочкой видной, так что, Родион подозревал, произошел
один из тех случаев, когда «милому другу» образца 1996-го достался счастливый
билетик, выгода пополам с удовольствием…
Достигли, наконец, цели. Взобрались на площадку девятого
этажа, выругавшись с облегчением.
– У тебя ключ-то есть? – спросил Родион.
– Михеевы хоромы таких пережитков, как ключ, лишены, –
отдуваясь, сказал Вадик, показал на блестящую стальную коробочку с дюжиной
кнопок, украшавшую стальную дверь. – Тут тебе и ключ, тут тебе и
сигнализация… – Он вытянул палец, нацелясь им на стальные пупырышки с черными
цифрами и буквами. – А вообще, не без юмора мужик. В два восемь семь, в
три шесть два… Помнишь этакие цены?
– Помню смутно, – сказал Родион. – Ну, мы ж с
тобой тогда водку не пили, вин в магазинах хватало.
– А у него тут и портвешок для лакировки, – фыркнул
Вадик, нажимая кнопки. – Семь, семь, семь… Не код, а сплошная пропаганда
алкоголизма… – и распахнул дверь, бесшумно отворившуюся на хорошо смазанных
петлях. – Лигачев бы помер… Томск помнишь?
– Такие ужасы не забываются, – сказал Родион,
подхватывая ящик со своей стороны.
В восемьдесят первом им пришлось неделю провести в Томске, и
при одном воспоминании до сих пор охватывал легонький страх: ни спиртного, ни
курева раздобыть было почти невозможно – как в сказке, семь пар железных сапог
истопчешь и в очередях наломаешься. С едой, правда, было хорошо, но она-то как
раз двух жизнерадостных студентов меньше всего интересовала…
Втащили. Поставили посреди комнаты, безжалостно ступая
кроссовками по синему ковру с мягчайшим ворсом.
– Дальше уж пусть сам возится, когда вернется, –
выдохнул Вадик. – Постоит недельку, ничего с ним не сделается… Пошли
искать коньячок.
– А шофер?
– Подождет, куда он денется. – Вадим, уверенно
перемещаясь по роскошной кухне, достал коньяк, рюмки, конфеты. – Это тебе
не фальсификат, потому и говорил, чтобы ты без машины приехал… Аутентик а-ля
Молдова, сто лет в наших широтах настоящий не появлялся – улетучился куда-то,
несмотря на все рыночные реформы… Прозит?
Прикончили по рюмочке. Коньяк, в самом деле, был прежний,
полузабытый.
– Слушай, а не посидеть ли нам по старой памяти? – спросил
Вадик, лениво жуя конфету. – Подъедешь часиков в шесть, сядем и вздрогнем…
– А это мысль, – кивнул Родион, поднимая двумя пальцами
наполненную вторично рюмку. – Вздрогнем, как встарь, тем более что есть у
меня к тебе дельце… – Оглянулся на окно. – Что это у Михея решеток нет? У
всех соседей окна блиндированы… Спустится с крыши по веревке какой-нибудь
черный альпинист и похозяйничает.
– Я ему то же самое внушал, – сказал Вадик. – А он
полагается на свою аглицкую сигнализацию – две водочки и портвешок… Вообще-то,
смысл есть – согласно теории вероятности, чтобы угадать комбинацию, понадобится
века два, а молодежь старые цены на водку давно забыла, ума не хватит с маху
догадаться. Да и портвешка «Три семерки» я что-то давно не встречал. Может, и
прав тестюшка – ломом замочек снаружи не сковырнешь, а крышу пробивать не
станут. Если окно выдавят – моментально сработает… Разве что мы с тобой его
сейчас грабанем, а?
– Шуточки у тебя… – сказал Родион с видом кристально честным
и чуть ли не святым.
– Ай, чисто теоретически… – Вадик цинично
ухмыльнулся. – В конце концов, сколько у него тут возьмешь? Слезки
захованы, по нынешним временам. Бриллиантики в банке с мукой, баксы за книгами…
– Он явно выпил с утра и потому после третьей рюмки легонько поплыл. –
Там, где любой грамотный домушник в первую голову искать принимается. Говорила
ему Наташка, чтобы завел сейфик, но подвинулся он на своей сигнализации с
пожизненной гарантией… В Лондоне ему баки забили, ссылаясь на двухсотлетние
традиции фирмы. Ну, допиваем и поехали?
– Ты что, ничего не включил? – спросил Родион, когда
вышли на площадку.
– Что там включать? Оно само автоматически врубается, когда
захлопываешь дверь. Видел, лампочка горела? Все заминировано. Теперь опять две
водки, портвешок – и заходи, как к себе домой…
