– Тихо, Вовик, руки на руль!
Мимолетно удивился сам себе – до того ловко и удачно все
получалось… На лету набирался навыка.
Водитель застыл, как манекен в витрине, боясь вздохнуть.
– Позвольте представиться – неформальный ОМОН, – сказал
Родион весело. – Теперь вылезай, и руки на крышу, а ноги, Вовик, поширше…
кина американские смотришь?
Кроме приличных размеров перочинного ножа, оружия не нашел.
Хотел сначала, загнав водителя в подъезд, сесть за руль и преспокойно поехать
домой, но тут же передумал, жаль было заканчивать так просто.
– Дуй в подъезд, Вовик, – сказал он. – Там твой
дружок скучает, развяжи ему белы рученьки и возвращайтесь оба…
– Ты что задумал, резкий? – угрюмо поинтересовался
Вовик.
– Ничего страшного, – сказал Родион. – За то, что
своей художественной самодеятельностью мне хорошее дело сорвали, отвезете на
хату. Один будет рулить, а другой – анекдотами развлекать… А то смывайся, если
хочешь…
– Тачка-то моя, законная…
– Тогда не смывайся, – сказал Родион. – Иди,
отвязывай, пока соседи в милицию не брякнули…
«Смелость города берет», – подумал он, в темпе
обшаривая бардачок и осматривая сиденья. Ничего огнестрельного там не
оказалось. Видимо, машиной этой Вовик владел вполне легально, и своих колес ему
стало жалко – оба вышли из подъезда, робко замерли под бетонным навесом.
– В машину, работнички ножа и топора, – распорядился
он, поведя стволом, а сам сел на заднее сиденье. – И чтоб не дергаться
мне, а то положу обоих, как бог свят…
Они сели, то и дело оглядываясь. Вовик не выдержал:
– Нет, что тебе надо-то? На мозоль наступили, что ли?
– Говорю, козел, дело мне сорвали своей возней, –
сказал Родион, прилагая гигантские усилия, чтобы не расхохотаться во всю
глотку. – За такое штраф полагается, так что гони к Маркса и не вздумай
дергаться. Быстрей доедешь, быстрей отпущу. А ты сиди, сложив ручки на
коленках, как турецкий святой…
Машина тронулась. Родион зорко следил за ними – ситуация,
что ни говори, оставалась опасной. Не стрелять же в них всерьез, в самом-то
деле? Хорошо еще, не рыпались, поверив, что столкнулись с кем-то серьезным…
– Слышь, борзой, – не поворачивая головы, сказал
Вовик. – Может, обзовешься? Кто за тебя слово скажет?
Родион, озадаченно помолчав, нашелся:
– Сиди, тварь, не зли меня… – внезапно распорядился: – Давай
помедленней. Видишь черного? – Левой рукой достал газовик, нажал кнопочку,
крутнул пальцем барабан, высыпая патроны на пол машины. Рукояткой вперед
протянул его второму, так и оставшемуся для него безымянным. – Вовик,
сейчас тормознешь, а ты выскакиваешь и в темпе освобождаешь залетного от всего
ценного…
На обочине одиноко маялся субъект в длинном кожаном плаще,
еще издали идентифицированный Родионом как сын Кавказа. Неподалеку светилась
окнами гостиница «Шантарск» – должно быть, оттуда и вышел, на свое несчастье
рискнув прогуляться по ночному городу…
Он, ничего не подозревая, поднял руку, останавливая их
машину. Безымянный выскочил, издали размахивая револьвером, завопил сердито,
должно быть, срывая злость на безвинной дичи:
– Стоять! Руки вверх!
Вокруг не было ни души. Безымянный справился быстро,
запрыгнул в машину, и Вовик, не мешкая, рванул с места. Родион в зеркальце
заднего вида заметил, что ограбленный бестолково топчется, не соображая,
кричать ему или бежать куда-то.
– Ведь номер запомнит, козел… – печально протянул
безымянный.
– Ни черта он не запомнит, – с надеждой сказал Вовик.
– Отопретесь, дело привычное, – хмыкнул Родион. –
Давай все сюда.
– Эй, а в долю?
– Перебьетесь, – сказал Родион, распихивая по карманам
пухлый бумажник, часы на браслете и огромный золотой перстень. – Вы и так
мои должники оба, так что не чирикайте…
…Велев им остановиться на параллельной улице, он выскочил и,
в три прыжка преодолев освещенное пространство, юркнул в проходной двор,
услышав за спиной шум уносившейся машины. Содрал капюшон, сунул его в карман и
преспокойно направился к дому, словно бы летя над землей. Настроение было
распрекраснейшее, хотелось петь – все происходящее в последние дни настолько
отличалось от прежнего унылого бытия, переполненного унизительными тревогами,
что Родион чувствовал себя заново родившимся.
Тихо войдя в квартиру и обнаружив свет на кухне, он двинулся
туда и узрел Лику, устало жевавшую бутерброд.
– Явился, гулена? – спросила она тусклым
голосом. – Накатался?
– Ага, – сказал он. – Наработался – спина трещит…
– вновь ощутив неудержимый прилив желания, примостился с ней рядом на стуле,
властно обхватил одной рукой, положив ладонь на высоко обнаженную ногу. –
Дожевывай, и пошли ко мне в комнату.
– Родик, да что с тобой такое? – спросила она то ли
удивленно, то ли с подначкой, но высвобождаться не стала.
– Настроение прекрасное, – сказал он, запуская руку под
халатик. – Пошли, потолкуем за импотенцию…
Глава 13
Дебютант на прогулке
Вчерашняя вечерняя прогулка обогатила его на пару миллионов
рублей и семьсот долларов. Правда, новенькие доллары показались ему
подозрительными – сразу вспомнил все, что читал и слышал о мастерстве
«джигитов» в подделке заокеанских бумажек.
И утром, едва Лика уехала на работу, а дочка ушла в школу,
поехал в обменный пункт на Барковского. Сочетание этих двух понятий – имечко на
табличке с названием улицы и обменный пункт, где белкой в колесе вращались
иностранные денежки, было для того, кто помнил историю Шантарска, весьма
пикантным. Героический красный комиссар Барковский как раз трудолюбиво устанавливал
в Шантарске Советскую власть, на пару с верной сподвижницей Адой Лебеденко
пачками расстреливая купцов и банкиров, пока не попался в руки казакам атамана
Терещенко во время знаменитого восстания летом восемнадцатого года. Большевичку
Аду казаки хозяйственно использовали в охальных целях, а комиссара, не питая
гомосексуальных тенденций, попросту изрубили в капусту. Официальная
историография обстоятельства кончины Ады старательно обходила молчанием, однако
с падением Советской власти, на сей раз окончательным, писатель-краевед Дмухало
опубликовал пикантные воспоминания чудом уцелевшего порученца Терещенко,
записанные потаенно на пленку еще в семидесятом году… В общем, красный комиссар
сейчас непременно перевернулся бы в гробу под шикарным монументом, увидев
торжество буржуазии…
…Чтобы не нарваться на неприятность, он попросил сначала
просто проверить подлинность заокеанских сотенных – однако они оказались
настоящими, и Родиону их честно обменяли, заставив, правда, предъявить паспорт.
Так что на улицу он вышел с пухлым карманом.
